Байка про Арсенича

Небольшое вступление (для не охотников). Загонная охота заключается в
том, что одна группа охотников, двигаясь по лесу с криками и шумом,
пытается выгнать зверя на цепь стрелков, которые, естественно, стоят
тихонечко. «Номером» называется позиция охотника, стоящего в цепи
стрелков. После постановки на номер нельзя двигаться до конца загона, а
прежде чем сойти с номера ружье положено разрядить.
В данном охотничьем эпизоде ни один участник физически не пострадал.

В нашем охотколлективе есть Арсенич — патриарх охоты, хранитель ее
традиций. Арсенич, стоящий «на номере», — это поэма! Он долго выбирает
место, утаптывает снег, бросает под ноги барсучью шкурку (чтобы ноги
меньше мерзли и снег не скрипел), потом спускает с правого плеча тулуп,
(чтобы не мешал вскидывать приклад), пару раз вскидывает ружье, водит
стволами, проверяя все ли в порядке с одеждой и не закроет ли случайная
ветка обзор. Потом поднимает руку, обозначая соседним номерам свое
местоположение и готовность, и замирает. В своем висящем на одном плече
тулупе он напоминает мне памятник самому себе. Почему-то в такие минуты
я думаю, что еще не все охотники воспринимают охоту как поездку за мясом
и не считают стрельбу по зверю с вертолета из автоматического оружия
наивысшим шиком.
В тот раз снегу было где метр, где побольше. Кабаны пробили глубокую
тропу, больше напоминающую траншею почти в полный рост. На изгибе
траншеи и поставили Арсенича. Благо нервы у старика как канаты и глаз
еще верный. Я стою соседним номером. Из леса появляется огромный секач,
несущийся большими скачками. Я успокаиваюсь. Ноги у кабана короткие,
поэтому далеко по такому снегу он не ускачет, пойдет по тропе, а там
Арсенич с нервами-канатами и. …Додумать не успеваю, так краем глаза
отмечаю, что Арсенича на номере НЕТ. Не успев понять, куда делся
Арсенич, но, успев сообразить, что кабан из такой траншеи меня не
увидит, мчусь наперерез, по направлению к изгибу тропы. (Если на
следующей Белой олимпиаде в программу включат бег по метровому снегу без
лыж, могу предложить свою кандидатуру в качестве капитана команды. Место
в тройке призеров будет обеспечено!) Подбегая, вижу следы Арсенича,
ведущие в траншею. В следующий миг картина открывается во всей красе. В
траншее, в «позе орла», на барсучьей шкурке, стоит (или сидит?) Арсенич.
На лице отражение нешуточных усилий. Ружье спокойно воткнуто прикладом в
снег. ПарОк от немаленькой кучки тихо струится вверх, густое амбре
дополняет картину. (Видимо, желудок подвел, а присесть «по большому» в
глубоком снегу не получится. Вот он и спустился на утоптанное место.)
Из-за поворота вылетает кабан… Существо ТАКОГО роста, с ТАКИМИ глазами и
издающее ТАКОЙ запах секач за всю свою жизнь в лесу не встречал. Кабан в
непонимании опускается на задницу и, вытягивая передние ноги и,
повиливая задней частью туши, пытается погасить на утоптанном снегу
немаленькую инерцию своего бега. Получается плохо и секач, сидя совсем
как звери в мультиках на заднице, подъезжает к Арсеничу почти вплотную.
Тот абсолютно спокойно берет ружье, толкает кабана в изумленную морду и
произносит: «Уйди, скотина! Срать мешаешь». В следующую секунду кабан, с
пробуксовкой развернувшись, скрывается за поворотом. Я начинаю хохотать.
Арсенич заканчивает дела, также наискось накидывает тулуп, сворачивает
барсучью шкурку, отряхивает ее от снега, и только потом поворачивается
ко мне и говорит: «А был бы на ружье штык, я б его запорол! » И,
предупреждая вопрос, поясняет: «Что ж я, правил не знаю? Прежде чем с
«номера» сойти, ружье разряди! »
Долгих тебе лет и удачных охот, Арсенич!