4068
6
Что может сказать поэт солдатам, сражающимся на фронтах мировой войны? Правду. Именно потому поэма «Василий Тёркин» стала поистине бессмертной. И очень поучительной даже сейчас.
От Васи Тёркина к Василию Тёркину
Впервые солдат Вася (именно Вася, не Василий) Тёркин появился на страницах фронтовой газеты «На страже Родины» задолго до начала Великой Отечественной — в 1939–1940 годах. Тогда шла советско-финская (или зимняя) кампания. Складывалась она для СССР поначалу не слишком удачно, и пропаганда должна была как-то скрасить бойцам тяготы войны.
Несколько товарищей, включая Александра Твардовского, Николая Тихонова и Самуила Маршака, начали писать в газету фельетоны с весёлыми иллюстрациями о Васе Тёркине, опираясь ещё на опыт пропаганды времён Гражданской войны. Они тогда понятия не имели о полном тёзке своего героя из уже забытого романа Петра Боборыкина о похождениях купца Василия Тёркина.
Вася Тёркин? Кто такой?
Скажем откровенно:
Человек он сам собой
Необыкновенный.
Получил красноармеец и стихотворную биографию. «Богатырь, сажень в плечах», он был пулемётчиком, то есть весьма умелым бойцом. И опытным — воевал на Хасане: «Был на сопке Заозёрной и на речке Халхин-Гол». Был ранен в боях за Белосток во время освободительного похода Красной армии (этот поход стал первым боевым опытом для Твардовского).
Несколько товарищей, включая Александра Твардовского, Николая Тихонова и Самуила Маршака, начали писать в газету фельетоны с весёлыми иллюстрациями о Васе Тёркине, опираясь ещё на опыт пропаганды времён Гражданской войны. Они тогда понятия не имели о полном тёзке своего героя из уже забытого романа Петра Боборыкина о похождениях купца Василия Тёркина.
Вася Тёркин? Кто такой?
Скажем откровенно:
Человек он сам собой
Необыкновенный.
Получил красноармеец и стихотворную биографию. «Богатырь, сажень в плечах», он был пулемётчиком, то есть весьма умелым бойцом. И опытным — воевал на Хасане: «Был на сопке Заозёрной и на речке Халхин-Гол». Был ранен в боях за Белосток во время освободительного похода Красной армии (этот поход стал первым боевым опытом для Твардовского).
А уж на финской Тёркин вообще творил чудеса. «Кошкой» выдёргивал шюцкоровца (члена охранных отрядов) за штаны прямо из самолёта, раскрашивал финские надолбы под красноармейцев — и враг в панике разносил свою же защиту; спасал финского солдата от расстрела офицером и разоблачал болтунов, распространявших слухи о вражьем чудо-оружии, мчал на лыжах через горы, водопады и не только. Причём сначала рисовали картинки, а уже к ним придумывали текст. В общем, создатели Халка и Железного человека обзавидовались бы.
За время советско-финской Вася Тёркин получил некоторую известность, но вскоре о нём забыли. А Твардовский тем временем обдумывал увиденное на фронте и рассказанное сослуживцами. Но тут началась другая война — Великая Отечественная.
За время советско-финской Вася Тёркин получил некоторую известность, но вскоре о нём забыли. А Твардовский тем временем обдумывал увиденное на фронте и рассказанное сослуживцами. Но тут началась другая война — Великая Отечественная.
×
Книга про бойца
Твардовский поехал военным корреспондентом на Юго-Западный фронт. Вскоре он понял: говорить прежним языком с читателем невмоготу. Другая война, другая ситуация в стране — и читатель тоже другой. Весной 1942 года Твардовский, наперекор всем литературным правилам, начал писать стихи «без начала, без конца» и без строгого сюжета. Лубочный супергерой Вася исчез. Появился Василий Тёркин. «Просто парень сам собой / Он обыкновенный».
Поколение XXI века (к нему принадлежит автор этой статьи) просто не может представить себе, что в военные годы пришлось пережить людям. Но Твардовский — мог. Первые же строки поэмы — о простых человеческих чувствах. О жажде.
На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, —
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б — вода.
Бойцам на войне бывает страшно. И опытным в том числе. Больше всего на свете они мечтают выспаться и поесть — не с колена, а со стола. А привычные сегодня вещи, как, например, «спать в одном белье нательном» или чистота, от которой «озноб по коже», — воспринимались ими как рай. Эпизод, когда Тёркин попадает в госпиталь, где совсем другие условия, нежели на передовой, — он долгое время не может уснуть без шапки. Это проникает в самую душу.
Твардовский мог бы и дальше писать, как Тёркин «русской ложкой деревянной восемь фрицев уложил». Были и такие авторы. Но он предпочёл правду. Передавая невообразимую боль, которую испытывали защитники, оставляя родные деревни. Это пережил и сам автор — он был родом со Смоленщины.
Поколение XXI века (к нему принадлежит автор этой статьи) просто не может представить себе, что в военные годы пришлось пережить людям. Но Твардовский — мог. Первые же строки поэмы — о простых человеческих чувствах. О жажде.
На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, —
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б — вода.
Бойцам на войне бывает страшно. И опытным в том числе. Больше всего на свете они мечтают выспаться и поесть — не с колена, а со стола. А привычные сегодня вещи, как, например, «спать в одном белье нательном» или чистота, от которой «озноб по коже», — воспринимались ими как рай. Эпизод, когда Тёркин попадает в госпиталь, где совсем другие условия, нежели на передовой, — он долгое время не может уснуть без шапки. Это проникает в самую душу.
Твардовский мог бы и дальше писать, как Тёркин «русской ложкой деревянной восемь фрицев уложил». Были и такие авторы. Но он предпочёл правду. Передавая невообразимую боль, которую испытывали защитники, оставляя родные деревни. Это пережил и сам автор — он был родом со Смоленщины.
Немец сыт и физически сильнее Тёркина. Немецкий блиндаж обустроен гораздо лучше. Такого врага картинками из газеты не испугаешь. Он очень метко бьёт из миномётов.
Поэтому даже с Тёркиным крохотную деревню Борки — не Ростов, не Харьков, не «гордую твердыню, что у матушки-реки» — красноармейцы берут раз за разом. И никак не могут взять. Пожалуй, никто лучше Твардовского не смог всего парой строф описать трагедию взаимодействия частей 1942 года.
Все хорошие ребята,
Как посмотришь — красота.
И ничуть не виноваты,
И деревня не взята.
И если б не поэт — о Ржеве никто бы и не вспомнил, как это ни печально. (Подробнее о разгроме группы армий «Центр» читайте здесь: https://warhead.su/2018/02/09/do-stalingrada-kak-okruzhali-nemtsev-pod-vyazmoy ). Но автор даёт и надежду — ведь в сорок первом было куда хуже.
Твардовский вспоминал опыт прежних войн и войны современной. Показывал, что в бою иногда приходится заменять убитого командира. Что лучше не переть на пулемёты в лоб, а попробовать в обход. Что даже Тёркин может быть тяжело ранен, и не раз. Что умирать тошно в любое время. Что спасение товарища — святое. И что читать только про войну — трудно. Поэтому в поэме удивительно лирические и нужные отступления.
Поэтому даже с Тёркиным крохотную деревню Борки — не Ростов, не Харьков, не «гордую твердыню, что у матушки-реки» — красноармейцы берут раз за разом. И никак не могут взять. Пожалуй, никто лучше Твардовского не смог всего парой строф описать трагедию взаимодействия частей 1942 года.
Все хорошие ребята,
Как посмотришь — красота.
И ничуть не виноваты,
И деревня не взята.
И если б не поэт — о Ржеве никто бы и не вспомнил, как это ни печально. (Подробнее о разгроме группы армий «Центр» читайте здесь: https://warhead.su/2018/02/09/do-stalingrada-kak-okruzhali-nemtsev-pod-vyazmoy ). Но автор даёт и надежду — ведь в сорок первом было куда хуже.
Твардовский вспоминал опыт прежних войн и войны современной. Показывал, что в бою иногда приходится заменять убитого командира. Что лучше не переть на пулемёты в лоб, а попробовать в обход. Что даже Тёркин может быть тяжело ранен, и не раз. Что умирать тошно в любое время. Что спасение товарища — святое. И что читать только про войну — трудно. Поэтому в поэме удивительно лирические и нужные отступления.
Некоторые строки «Василия Тёркина» Твардовский взял из первых стихотворных опытов о реальных событиях зимней войны. Так, знаменитые строки «Переправа, переправа…» относились первоначально к неудаче во время форсирования советскими войсками крохотной финской речушки Тайпален-Йоки. А фрагмент «Страшен танк, идущий в бой…» описывает действия бронемашины трёх Героев Советского Союза — Диденко, Крысюка и Кривого. Да и речь самого героя: «Я вторую, брат, войну на веку воюю», — однозначно говорит о его боевом опыте.
В то время как на страницах многих газет с шутками и прибаутками писали о пехоте, истребляющей вражеские танки и самолёты чуть не тысячами, Твардовский честно писал о страхе, который наводит один-единственный самолёт. И сбить его — подвиг, достойный ордена и отпуска домой.
Удивительно, но в феврале 1942-го в бою у деревни Некрасовка политрук 1270-го полка вправду смог сбить немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111» из ружья. Тогда два члена экипажа попали в плен. Правда, ружьё было противотанковым.
В то время как на страницах многих газет с шутками и прибаутками писали о пехоте, истребляющей вражеские танки и самолёты чуть не тысячами, Твардовский честно писал о страхе, который наводит один-единственный самолёт. И сбить его — подвиг, достойный ордена и отпуска домой.
Удивительно, но в феврале 1942-го в бою у деревни Некрасовка политрук 1270-го полка вправду смог сбить немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111» из ружья. Тогда два члена экипажа попали в плен. Правда, ружьё было противотанковым.
Менялась война — и с ней менялся герой. Постепенно слово «солдат» заменило слово «боец», а «офицер» стали употреблять вместо «командир». И даже сейчас чувствуешь радость очевидцев 1941-го при виде темпов наступления советской армии в 1944-м:
Позабудешь и про голод
За хорошею войной.
Шутки, что ли, сутки — город,
Двое суток — областной.
И горе вернувшихся в родные деревни, от которых ничего не осталось (деревня Твардовского превратилась в пепелище). И сам становишься участником последних боёв — уже в чужих городах.
После победы Твардовский, несмотря буквально на мольбы читателей, не стал продолжать поэму о Тёркине. И она навсегда осталась памятником военной эпохи — страшного и великого времени.
ЕВГЕНИЙ БЕЛАШ
Позабудешь и про голод
За хорошею войной.
Шутки, что ли, сутки — город,
Двое суток — областной.
И горе вернувшихся в родные деревни, от которых ничего не осталось (деревня Твардовского превратилась в пепелище). И сам становишься участником последних боёв — уже в чужих городах.
После победы Твардовский, несмотря буквально на мольбы читателей, не стал продолжать поэму о Тёркине. И она навсегда осталась памятником военной эпохи — страшного и великого времени.
ЕВГЕНИЙ БЕЛАШ
Источник:
Ссылки по теме:
- Кровопролитные сражения, повлиявшие на ход Второй мировой
- Выдающийся подвиг экипажа танка Т-28
- Герои Великой Отечественной войны, которым мы обязаны жизнью
- Американка из России про Отечественную Войну
- 27 января - День снятия блокады Ленинграда
реклама
Ах ты так, ты драться каской?
...
Не заряженной гранатой немца с левой шмяк,
Немец охнул и обмяк
Единственно, стиль поэзии Твардовского замечательный, но запомнить много строчек трудно, чтобы не сбиться. Но может быть это только у меня.
То то слеп, сидишь в канаве, а на сердце маята
Вдруг он сослепу задавит, ведь не видит ни черта.
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда
Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода,
Ни приметы, ни следа.
Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лёд,
Погрузился на понтоны
Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся
И пошёл. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым.
Как плоты, пошли понтоны,
Громыхнул один, другой
Басовы м, железным тоном,
Точно крыша под ногой.
И плывут бойцы куда-то,
Притаив штыки в тени.
И совсем свои ребята
Сразу будто не они...
На своих, на тех ребят
Как то всё серьёзней строже,
И родней чем час назад.
(Писал по памяти, не соврал?)
Не, я преклоняюсь перед теми, кто это пережили, и воспитал нас, и поднял страну после этого. И я желаю никому никогда этого говна не видеть, вообще. Если только в компьютерных играх.