Песни великой державы: как выбирали гимны Российской империи, СССР и России

Однажды Александр Сергеевич Пушкин, совершая ежедневный моцион, завернул в гости к доброму приятелю и товарищу по "задорному цеху" Василию Андреевичу Жуковскому и застал его за выполнением серьезного государственного заказа: тот писал слова для будущего российского гимна. Первой строчкой "Боже царя храни!" он, пожалуй, не мог гордиться. Та фактически повторяла начало британского гимна "God save the king". Следующая строка его тоже не радовала: "Славному долги дни дай на земли…". Мысль шла по кругу, текст не вырисовывался.

Александр Сергеевич подкинул другу иную строку "Сильный, державный, царствуй на славу нам…", и процесс пошел. Так стихотворение, получившее название "Молитва русского народа", обрело современное звучание и было утверждено Александром I в качестве гимна. Вот только музыка бог весть отчего продолжала оставаться прежней, английской.

Долгое время это всех устраивало, но все же оставаться так не могло. На дворе стоял 1833 год, когда императора Николая I поразила лежавшая, в сущности, на поверхности мысль: иметь гимн, исполняемый под чужую сурдинку, не слишком пристойно для великой державы! Просить Всевышнего о сохранении государя — дело понятное. Но отчего ж на английский манер?! Официальный символ государственной власти должен иметь собственное неповторимое звучание, иметь понятные всякому русскому, будь то немецкий профессор Академии или друг степей калмык, слова и соответствовать национальной идее, сформулированной в том же году министром народного просвещения графом С.С. Уваровым: "Православие. Самодержавие. Народность". Любящий во всем порядок император повелел немедленно разобраться с гимном.

Князь Львов, автор музыки нового шедевра, вспоминал:

Государь, сожалея, что мы не имеем народного гимна, и скучая слушать музыку английскую, столько лет употребляемую, поручил мне написать гимн русский. Я чувствовал надобность создать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для Церкви, годный для войск, годный для народа — от ученого до невежды.
И вот в Николин день, 19 декабря 1833 года, гимн-долгожитель "Боже царя храни" с грандиозным успехом прозвучал на сцене Московского Большого театра. Авторами его значились лишь Жуковский и Львов. Впрочем, Пушкин и сам не настаивал на своей причастности к этому произведению. В советские времена о столь верноподданнической странице творческой биографии вольнолюбивого поэта вспоминать было не принято.

Через много лет писатель Сергей Михалков продолжит дело великого предшественника и пойдет много дальше: станет автором не одной строчки, а целых двух государственных гимнов!

Сергей Владимирович Михалков, потомок старинного дворянского рода, в советское время был широко известен по всей стране. В ту пору его знали не как отца будущего актера и режиссера Никиты Михалкова, а как "папу" любимого советской детворой большого дяди Степы. Начало его творческой карьеры пришлось на 1933 год, то есть как раз через сто лет после "Боже царя храни". А через десять лет Сталин, как до него и Николай I, решит, что прежний гимн недостаточно хорош для Советского Союза.

До этого в стране в качестве гимна использовался "Интернационал" — гимн Коммунистической партии. Но, хоть из каждого утюга и звучало утверждение, что "народ и партия" едины, народ должен был получить гимн, касающийся не только членов партии, но всех и каждого. Тем более "Интернационал" был своим для пролетариата всего мира, а стране нужно было нечто свое, полностью отечественное. Для того чтобы сочинить текст наипервейшей песни страны победившего пролетариата, были привлечены лучшие поэтические силы. Знаменитые авторы-песенники съехались в Кремль, где лично Сталин поставил им задачу и разъяснил, чего ожидает от поэтов.

Надо сказать, что сам Иосиф Виссарионович был вовсе не чужд поэзии и в свое время писал отличные стихи. Одно из стихотворений безвестного Иосифа Джугашвили еще в 1912 году вошло в учебник грузинской словесности как один из лучших образцов грузинской поэзии! Так что вождь народов знал, о чем говорил.

Задача была непростой: привычный народу "Интернационал" звучал воистину грандиозно, да и песня "Широка страна моя родная", ставшая настоящим народным гимном, была великолепна, но обе не годились. И все же новому произведению нужно было как минимум стать вровень с ними.

Загруженные по самую макушку, творцы собрались в ресторане "Арагви" для того, чтобы обсудить поставленную перед ними задачу. И вот тут случай, вероятно, счастливый, вмешался в творческий процесс маститых литераторов. Именно в этот час, именно в этот ресторан вошел заехавший с фронта корреспондент Центральной газеты военно-воздушных сил "Сталинский сокол" Сергей Михалков.

Сергей Михалков, хотя к тому времени был уже известным поэтом, в тот раз приглашен не был. Он занимал видное место в Союзе писателей, за свою работу еще в конце 30-х годов был награжден высшим из советских орденов — орденом Ленина, однако считался в первую очередь детским поэтом. Узнав от знакомых поэтов о сути поставленной задачи, он не стал забивать голову столь ответственным государственным заказом, но вскоре к нему в гости примчался старый приятель и коллега Габриэль Эль-Регистан и сообщил, что ему приснился сон, будто они вместе пишут гимн Советского Союза. Проснувшись, он даже смог записать по свежим следам некоторые слова: "Великая Русь, дружба народов, Ленин…".

Воодушевленные столь недвусмысленно вещим сном, военные корреспонденты сели за работу и вскоре сочинили вполне достойное стихотворение. Однако ждать, пока в Кремле его оценят и выскажут единственно верное мнение, у обоих поэтов времени не было, они передали текст своей версии гимна знаменитому композитору Шостаковичу и отбыли на фронт.

Однако, едва успели они прибыть в часть, из Москвы прибыл срочный приказ откомандировать Михалкова и Эль-Регистана обратно в столицу. Здесь их уже ждали, и машина с фронтовиками тут же направилась в Подмосковье, на Кунцевскую дачу. Поэтов желал видеть сам Сталин! О подобном редакторе в Союзе писателей опасались даже мечтать! Иосиф Виссарионович предложил изменить строчку "Союз благородный республик свободных" на "Союз нерушимый…". По его словам, даже слово "благородный" в народе ассоциируется с обращением "ваше благородие". Так ли иначе, но перечить Михалков и Эль-Регистан не захотели.

В середине ноября 1943 года во все том же Московском Большом театре произошло конкурсное прослушивание вариантов нового гимна. Звучала музыка Шостаковича и Хачатуряна, но победа досталась Александрову. Как сам он позже утверждал:

Мне хотелось соединить жанры победного марша, чеканной народной песни, широкого эпического русского былинного распева. Хотелось, чтобы гимн был другом и вдохновителем человека-гражданина.
Насколько это удалось авторам стихов и музыки — каждому решать самостоятельно. Скажем, русский писатель Михаил Пришвин отзывался о нем совершенно нелицеприятно:

Гимн, сочиненный Михалковым и Эль-Регистаном, произвел тяжелое впечатление: столь великие дела на фронте нашли столь жалкое выражение в поэзии.
Но как бы то ни было, 14 декабря 1943 года, почти через 110 лет после "Боже царя храни", новый гимн Советского Союза был утвержден постановлением Политбюро ЦК ВКП (б). А уже 1 января 1944 года он с успехом прозвучал по всесоюзному радио.

Казалось, гимн написан на века: величественная музыка его действительно могла состязаться с любым государственным гимном по яркости и глубине звучания. Однако со словами вскоре начались проблемы. В 1953 году скончался Сталин. Протершийся в Кремль, его недавний подпевала Никита Хрущев развернул борьбу с культом личности вождя народов. В том числе и с гимном, в котором звучало:

Нас вырастил Сталин — на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил!
Ничего такого в государственном гимне оставаться не должно было. И, поскольку ломать не строить, с 1956 и до 1977 года слов в Советском гимне не осталось вовсе.

Однако в конце 70-х о словах к гимну все же опять вспомнили, и Сергею Михалкову было поручено выправить не соответствующий политическому моменту текст. Маститый поэт с заданием "партии Ленина, силы народной" справился успешно. В новом стихотворении не было упоминаний о Сталине, однако вместе с тем из него подозрительно исчезли слова о победе народа и появились о роли партии ("Партия Ленина — сила народная, Нас к торжеству коммунизма ведет!")

Спустя всего 14 лет всякому живущему в СССР стало понятно, что партия с отведенной ей ролью справилась плохо, народного счастья ждать больше не стоит. Советский Союз рухнул и развалился на части, оставив истории спущенный красный флаг и полузабытый гимн. Это была позорная капитуляция и, как следствие, с государственным гимном опять начали твориться неприятные перипетии.

На протяжении 90-х над страной звучала "Патриотическая песнь" Глинки, спешно признанная гимном России. Но слов у этой "песни" отчего-то не было, что в конечном итоге привело к новым попыткам создать настоящий государственный гимн.

На объявленный по стране конкурс пришло около шести тысяч предложений. От совсем нелепых до чрезвычайно сильных. Но попытки принять один из вариантов приводили к настоящим баталиям в Государственной думе. Лишь в 2000 году после очередных переделок наконец был принят новый гимн, очень напоминавший хорошо забытый старый. Слова Михалкова на музыку Александрова хотя и сильно отличались от прежних вариантов, но будто бы подчеркивали преемственность новой России от прежнего Советского Союза.

Пересуды об объективности судейства на поэтическом конкурсе (жюри возглавлял лично Сергей Михалков) не утихают до сих пор. Как и не утихают споры: может ли переделка сталинского гимна быть официальным символом нынешней России. Сам классик до последних дней утверждал, что хотел написать гимн православной страны, что это близко его сердцу, ибо все эти годы он был искренне верующим человеком. Что ж, как показало время, православный коммунист — это не парадокс, а объективная реальность. Как бы то ни было, 20 декабря 2000 года третий гимн, вышедший из-под неутомимого пера Сергея Михалкова, приобрел статус государственного.

В 2009 году, увенчанный лаврами и награжденный множеством орденов (в том числе и возрожденного императорского, а ныне высшего Российского государственного ордена "Святого Андрея Первозванного"), медалей и литературных премий, Сергей Михалков умер. А гимны его живут, сопровождая шорох страниц истории "священной нашей державы".