Дело Мари Каппель, ставшее отправной точкой в создании судебной токсикологии и судебной экспертизы в целом

Мари Каппель (в браке Лафарж, 1816-1852 гг.) в 18 лет потеряла родителей и была направлена опекунами – теткой и ее мужем в институт благородных девиц. Несмотря на миловидную внешность и солидное наследство, девушку не баловали вниманием женихи. И родня обратилась к брачному агенту, чтобы Мари не осталась старой девой.

29-летний Шарль Лафарж был в восторге от невесты и в красках описывал ей, какой чудесной будет их жизнь в его родовом замке. После свадьбы супруги прибыли в Ле-Гландье, и молодая жена с разочарованием увидела, что «родовой замок» – это полуразвалившийся старый монастырь, заселенный крысами. А новые родственники – обычные крестьяне с кучей долгов, а не богатое семейство аристократов. Мари стала требовать расторжения брака, грозя самоубийством. Но Шарлю удалось ее переубедить и упросить немного пожить и присмотреться друг к другу.

Дабы доказать расположение, супруги даже обменялись завещаниями, составив их на имя друг друга. Правда, в результате подлога наследницами всего имущества оказывались сестра и мать Шарля.

В 1839 году Лафарж отбыл в столицу для получения кредита. Он постоянно обменивался с женой письмами, которые были преисполнены любви и нежности.

Для урегулирования финансовых вопросов понадобилось больше времени, чем рассчитывал Шарль. И жена отправила ему посылку с вещами и своим фото. Матушка Шарля добавила пироги для сына.

Получив посылку, мужчина сразу же полакомился домашней выпечкой. И сразу же ощутил недомогание. Посчитал, что пирог успел испортиться. Кишечные расстройства в то время были делом обычным. И Шарль не обратил на рези в животе внимания. И зря: промучившись несколько дней, он испустил дух.

Узнав о смерти сына, мать сразу обвинила в убийстве Мари. Женщину арестовали. Заседание было открытым, собрало массу народа, в том числе представителей прессы.

Прокурор настаивал на смертной казни, потрясая письмом Мари, в котором она демонстрировала крайнее разочарование, когда узнала истинное положение дел мужа. Но адвокат Пайе развеял эти доводы в два счета: смысл убивать, ради чего? Ради дырки от бублика? Да и после этого письма супруги жили в согласии, не помышляя о разводе.

Обвинение отметило, что злой умысел имелся, поскольку Мари незадолго до убийства покупала мышьяк, чтобы уменьшить то самое крысиное население замка. То есть отрава в доме присутствовала. Но начинить выпечку мог кто угодно, ведь кроме женщины в замке толклась еще масса народу.

Адвокат обратился за заключением к химику Орфилу. Тот заявил, что найденного в желудке усопшего мышьяка недостаточно для летального исхода. Суд инициировал еще одну экспертизу. С помощью аппарата Марша эксперты провели еще одно исследование. И вообще не нашли следов яда в тканях. Орфил начал юлить (видимо, в попытке скрыть свою некомпетентность). Ясности не было. И вдову приговорили к каторге, а не к смерти, поскольку очень уже резонансным вышло дело.

А в 1852 году женщину амнистировали по состоянию здоровья (туберкулез). В тот же год она скончалась. В деле об убийстве так и не было поставлено окончательной точки. Но к химии, которая находилась в зачаточном состоянии, стали проявлять больше внимания. Как и к точным наукам в целом. Но именно это дело стало отправной точкой для создания диагностического оборудования и обучения экспертов.

 Как вы думаете, была ли причастна Мари к смерти мужа?