В течение ХХ века отношение к Александру Сергеевичу Пушкину менялось

В феврале 1921 года, когда Владимир Ильич Ленин посетил коммуну художников Вхутемаса, ему пришлось познакомиться с этим отношением революционной молодёжи.
Надежда Крупская излагала состоявшийся диалог о поэтах кратко: «Что вы читаете? Пушкина читаете?» — «О нет, — выпалил кто-то, — он был ведь буржуй. Мы — Маяковского». Ильич улыбнулся. «По-моему, — Пушкин лучше».
Меньшевик Николай Валентинов (1880—1964) рассказывал более подробно: «На вопрос Ленина, что читает сейчас молодёжь, любит ли она, например, Пушкина, студенты и студентки Вхутемаса почти единогласно ответили, что Пушкин «устарел», они его не признают, он «буржуй», представитель «паразитического феодализма», им никто теперь не может увлекаться и все они стоят за Маяковского — он революционер, а как поэт намного выше Пушкина. Ленин слушал это, пожимая плечами. Стихи Маяковского он совершенно не переносил».
Зашла речь про оперу Чайковского «Евгений Онегин», которая в то время чуть не ежедневно шла в Большом театре).
— Конечно, Владимир Ильич, нового ещё мало, но мы учимся, будем работать, по-разному и понимаем это новое, но зато все мы единодушно против «Евгения Онегина». «Евгении Онегины» нам в зубах навязли.
Ребята дружно подхватили:
— Конечно, мы против «Евгения Онегина».
Владимир Ильич прямо покатывается со смеху.
— Вот как, вы, значит, против «Евгения Онегина»?
— Да, Владимир Ильич, мы надеемся, что и вы с нами будете против этого нытья. Теперь для этого просто времени не хватает.
— А я, грешным делом, люблю слушать эту оперу... Так, так, значит, вы против «Евгения Онегина». Ну, уж мне придётся тогда быть «за», я ведь старый человек.

И всё же революция брала Пушкина на вооружение.

В 1930-е годы сочинения Пушкина впервые стали выходить действительно массовыми, миллионными тиражами. А с другой стороны — оборотная сторона этого общенародного признания — отношение к нему становилось суше, образ поэта бронзовел.
30 декабря 1932 года в Москве открылась выставка работ художника Петра Кончаловского (1876—1956). В молодости живописец немало эпатировал буржуазную публику, будучи участником скандально известной футуристической группы «Бубновый валет». Сумел он произвести скандал и в 1932 году, хотя, возможно, сам того не желал. Дело в том, что главного русского поэта он изобразил вот так:

Картина называлась «Пушкин в Михайловском». Поэт сидел на диване, охваченный вдохновением и скрестив по-турецки босые ноги, в одной белой рубахе. Картина моментально оказалась «гвоздём» выставки. Критики, да и многие зрители, были шокированы. Образ Александра Сергеевича к этому времени остепенился и забронзовел настолько, что изображать его можно было только с должным пиететом. А тут...
Не помог и восторженный отзыв самого Анатолия Луначарского, бывшего наркома просвещения: «Прежде всего нельзя не воздать хвалу Кончаловскому за то, что он взялся за Пушкина с самой трудной стороны… Изобразить момент творчества необычайно трудно. Но всякий другой Пушкин, не творящий, есть случайный Пушкин».
Вскоре сатирики Кукрыниксы на своём шарже изобразили с голыми ногами... самого Кончаловского.

После этого Кончаловский написал новый вариант картины, где заботливо укрыл ноги поэта стёганым одеялом и слегка навёл порядок на его столике:

В общем, в 1930-е годы шутки над Пушкиным и легкомысленное отношение к нему стали уделом культурной оппозиции. Например, Даниил Хармс (1905—1942) сочинял такие миниатюры о Пушкине (не путать с позднесоветскими анекдотами о Пушкине «под Хармса»):
«Пушкин любил кидаться камнями. Как увидит камни, так и начнет ими кидаться. Иногда так разойдётся, что стоит весь красный, руками машет, камнями кидается, просто ужас!»
Или: «У Пушкина было четыре сына, и все идиоты. Один не умел даже сидеть на стуле и всё время падал. Пушкин-то и сам довольно плохо сидел на стуле. Бывало, сплошная умора; сидят они за столом: на одном конце Пушкин всё время со стула падает, а на другом конце — его сын. Просто хоть святых вон выноси!»

И одновременно творчество Пушкина стало в СССР известно каждому школьнику.

Плакат, по-моему, заставляет задуматься. Размышления возникают примерно такие: Пушкин своими стихами благословил декабристов, которые «разбудили Герцена», вообще, запустил ход событий, который назывался «освободительное движение» и который с неумолимой логикой привел к революции 1917 года. А таким же неизбежным продолжением революции являлся Сталин, а в диалектическом смысле – и всё дальнейшее...

Во Второй мировой войне участвовало 12 потомков Александра Сергеевича, включая иностранных. Это, между прочим, хорошая иллюстрация к тому нередко встречающемуся рассуждению, что революция, мол, уничтожила «лучших людей» России из числа бывших привилегированных классов. Как видим, лучших как раз не уничтожила...

Пушкин стал привычной частью относительно благополучного и уютного послевоенного советского мира. Причём его признавали своим героем и власти, и оппозиция. Наверное, не случайно первая демонстрация советских диссидентов в декабре 1965 года прошла не где-нибудь, а у памятника Пушкину.

Примерно тогда же появились пафосные стихи Булата Окуджавы (1970):
На фоне Пушкина снимается семейство.
Фотограф щёлкает, и птичка вылетает.
Фотограф щёлкает. Но вот что интересно:
На фоне Пушкина! И птичка вылетает...
Получается, что теперь не только фривольно снять с поэта штаны, но даже и просто сняться на его фоне обычным, земным людям стало выглядеть святотатством...
Впрочем, почти в то же время, в 1965 году либеральная «Литературная газета» напечатала процитированные выше анекдоты Д. Хармса.

В конце 2022 года украинский Институт национальной памяти имени Джорджа Оруэлла гордо сообщил, что на украине в 2022 году снесено 28 памятников Пушкину. В том числе и поставленные ещё в царские времена...
Анекдот этого времени: «Пушкин и Гоголь были нормальные писатели, пока не продались Путину, — заявил министр культуры украины».