Владимир Конкин: У Говорухина последние два волоса из черепа вылезли, потому что делать-то?

- Потому что в съёмочной группе [«Место встречи изменить нельзя» – Е.Д.] с самого начала возник очень большой антагонизм… Мне было тогда 27 лет. У меня уже чёрная «Волга» 24-я, заслуженный артист, лауреат двух премий государственных. Ну, я всё-таки был член ЦК Комсомола… И благосклонность руководства Объединения «Экран»… И это всё раздражало.

Мало того, вот некая романтичность мне была свойственна. Она и до сих пор меня не покинула. Это не значит, что я перечитываю Грина всякий раз, «Алые паруса», и рыдаю: «Где же моя… ? Где же моя Ассоль? Уже проплыл все океаны, где она?». Этого нет, конечно, но, тем не менее, это внутренне состояние меня не покинуло. Я перестрадал…

Поэтому, по большому счёту, я и всех моих режиссёров, всех вспоминаю с благодарностью. И даже того же Славу Говорухина. Потому мнение, которое вдруг в нём стало формироваться, мнение это не его, а Володи [Высоцкого – Е.Д.] и братьев Вайнеров. Которые поначалу кричали, особенно в 5-й серии, когда я допустим, предложил, чтобы в комнате Шарапова с самого начала стояло фортепиано.

А почему русский мальчик не учился играть на пианино? Это то, что я там придумал. И это пианино было притащено, и как оно потом помогло Высоцкому, который, так сказать, встал просто на дыбы, когда нужно было на милицейский бал идти в форме, в кителе, там, и так далее. Он заорал: «Я никогда эту ментовскую форму не одену!» А у нас картина-то милицейская… Уже у Говорухина последние два волоса из черепа вылезли, потому что - что делать-то? Как быть? И вот это пианино… Потому что это было в нашей комнате… И то, что сцена была придумана, вот просто перед камерами, Бог свидетель… Когда Высоцкий накидывает китель милицейский: «Вот, Шарапов, нечто моей домашней пижамы…». И садится за фортепиано: «Лиловый негр вам подавал манто…». Какой эпизод! Мало того, это полная импровизация. Но главное, что этот китель-то мелькнул.

И картина как-то осталась в сердце, и её уже как кино-классику воспринимают. Я в данном случае не о себе, что, конечно, это само собой разумеется. Но вот это восприятие, и вот эта пара, особенно сегодня, когда пекут эти «блины», так называемые сериалы, сезоны…

Там отсутствует одно слово… Я не говорю о том, что это всё пето-перепето, всё это чушь собачья. Там нет одного слова, как было у нас тогда – «Премьера телевизионного художественного фильма»!

Мне тяжело это, потому что сейчас ещё фильмы снимаются на компьютере. То кишки у него вылетят, башка отлетела на 50 метров, ещё чё-то… Танки - не танки, самолёты - не самолёты, всё мульти-пульти… Понимаете? У нас-то было по-другому. Если уж он прёт на тебя, этот танк… Ни рации не было, ничего… То ли он тебя задавит, то ли не задавит… Поэтому, когда оно живое, это совершенно другое восприятие мира…

Вот так уж получилось, что я ни в Афгане не воевал тогда, хотя я бывал в Кандагаре. Я выступал перед нашими бойцами, когда Афганская компания началась.

Я знаю, что вы на Донбассе были недавно.

- Да, был на Донбассе, и не раз. У меня есть убеждение. Я - патриот своего Отечества, его истории, его ошибок, заблуждений. Но я - русский человек, хотя у меня крови тоже намешано всякой.

Ну, как у всех…

- Как у всех… Но, тем не менее, для меня Отечество - это не страна, и Родина - это не страна. Это папа с мамой. Если я их боготворю, как я могу предать это Отечество?

Соскучились люди, когда с ними говорят… Им очень нужно эту поддержку оказывать. Потому что актёр - это как доктор Айболит.

Почему я всё время долдоню - с людьми надо работать? А чтобы работать, нужно на это не только право иметь, или кто-то тебе дал это право… Тебе нужно вот эту вот штуку иметь, вот здесь - в левой части груди.

Ведь, в конце концов, да, Шарапов - замечательно, слава Богу… И я всё равно всех с благодарностью вспоминаю. Потому что, как мне не вспоминать с благодарностью Витю Павлова, который меня просто спас от ухода из картины. Витюша, как хороший Папа Карло, он стружечку-то снял с меня. Он меня спас от бездарного, тупого, глупого, слабого поступка - собрать чемодан и уехать в Киев (потому что я в Киеве тогда жил). Это был бы просто скандал огромный, всё это понятно… Всё это понятно…

Но главное, что я это понял, что это я бы обгадился. И Господь мне дал Витюшу Павлова, который меня остудил и насмешил, и успокоил.

И после этого у меня совершенно внутренний перелом произошёл. Я стал себя ощущать, действительно, всё-таки немножечко Шараповым.