Олег Борисов чуть не сгорел заживо во время съёмок фильма «На войне как на войне»

- Есть ли у вас друзья?

- Ну, друзья – это, может быть, слишком… Товарищи или товарищи-друзья – есть. И они не работают в театре и кино, они нормальные люди: один инженер, другой - преподаватель…

- Какова ваша семья?

- У меня хорошая жена - журналист, хороший сын – он окончил Ленинградскую консерваторию и работает оперным режиссером в камерном музыкальном театре Покровского в Москве. Жена и сын – мои самые строгие судья, не льстят никогда, искренние, заинтересованные.

С сыном

- Ваша любимая роль?

- Все любимые. Одна быть может лучше, другая хуже. Удача зависит от трёх факторов: автора пьесы, искусства режиссёра и мастерства актёра. Люблю работать с режиссером Вадимом Абдрашитовым: снимался у него в фильмах «Остановился поезд», «Парад планет», «Слуга».

Как-то позвонил из Болгарии молодой режиссёр: «Я хочу с вами работать». «Поищите кого-нибудь другого, я слишком занят», - отвечаю. «Нет, только вы». – «Привозите сценарий, почитаю». Прилетел режиссер. Я прочёл. Сценарий так себе – много воды, но одна идея нравственная понравилась. «Вот если ее развить, - говорю, - тогда… Как вы к этому отнесетёсь?» - «Положительно, только давайте вместе творить». Пришлось лететь в Софию. Целую неделю совместно переписывали сценарий. Иногда спали не более пяти часов в сутки. Затем режиссёр приезжал ко мне в Москву. Дней двадцать работали ещё. Сняли фильм, затем он опять звонит: «Никого не могу найти дублировать. Кого ни приглашаю – не устраивает…» Фильм называется «Свидетель». Его хорошо приняли в ФРГ и Каннах.

- Расскажите о курьёзном случае на съемках.

- Они происходят постоянно. Но самый-самый был во время съёмок фильма «На войне как на войне». По сценарию я должен был сделать небольшую пробежку в загоревшемся комбинезоне. Атака, я бегу, падаю, солдат тычет в мой, предварительно промасленный, комбинезон горящей паклей. Комбинезон загорается – и я снова бегу, уже в огне.

После съёмки эпизода падаю, и специально подготовленная пожарная машина должна залить меня пеной. Должна, но - о, ужас! – пожарники сложа руки сидят у машины и с интересом смотрят, как я катаюсь по земле. Оказывается, звукорежиссёр фильма отдала команду не тушить меня до тех пор, пока она не озвучит эпизод. Говорят, со стороны было страшно весело смотреть, как я дрыгаю ногами.

Но мне было не до смеха. Когда-таки поступила команда меня затушить, здорово подгорел.

В 1961 году на экраны вышел фильм «За двумя зайцами», где Олег Борисов сыграл роль Свирида Петровича Голохвостого. После премьеры актёра в составе делегации отправили в Польшу. Руководство театра его не отпускало, но в Министерстве культуры заверили его, что все будет в порядке. Но сразу же после отъезда Борисова руководство театра собрало всю труппу и общим собранием его уволили из театра, осудив его за самовольный отъезд. В газету «Советская культура» направили письмо от коллектива о зазнавшемся актёре. Отказалась подписывать это письмо только Ада Роговцева.

– Как относитесь к радиочтениям?

- Большой поклонник. Радио – это возможность донести искусство в каждый дом, каждую квартиру – далеко не у всех есть возможность сходить в театр, даже смотреть телевизор. Радио – это и мощное средство воспитания культурой.

Вы послушайте, как у нас на улице говорят! Кошмар! Образная, характерная речь напрочь ушла из нашей жизни, а сохранилась лишь в классической литературе. Люблю читать и перечитывать Достоевского: у него длинные обороты, порой не сразу уловишь ход мысли, но когда поймешь оборот, фразу – получишь истинное удовольствие.

- Кто из современных драматургов вам нравится?

- Мало кто. Ловишь себя на мысли, что современная драматургия слишком компромиссна. Товстоногов говорил: компромиссы бывают двух сортов – допустимые и недопустимые. Сегодня (напомню это беседа с журналистом В.Баделиным записана в 1990 году – Е.Д.) много недопустимых. Пьесы сырые, их приходится дотягивать, прежде чем они становятся сценичными. Появился даже такой термин – работа с автором: автору говорят, что надо исправить, что дописать. Одни соглашаются, а другие еще сопротивляются, не хотят понять, что вещь откровенно слабая. Почему я сузил круг чтения? Да потому что у старых или классических авторов ничего не надо дотягивать, а самому надо до них дотягиваться.

За Олегом Борисовым еще со времени увольнения из театра Леси Украинки закрепилась репутация очень сложного человека с тяжелым характером. Даже Товстоногов, с которым Олегу Ивановичу очень нравилось работать, говорил об этом качестве актёра. Хотя вся его сложность исходила из желания дойти до самой глубины доверенной ему роли. Он мог до хрипоты спорить, если его видение характера героя расходилось с режиссёрским восприятием. И в то же время Олег Иванович всегда был готов стать пластилином в руках постановщика, если осознавал его правоту, мог быть и соавтором, если видел от этого пользу. Алла Романовна всегда поддерживала мужа, помогала ему справляться с трудностями и не понимала, из-за чего его считают трудным человеком. Ей всегда было с ним легко и спокойно. 3 февраля они всегда отмечали день создания своей семьи. С сорокалетием совместной жизни поздравляли друг друга в больнице, так как к этому времени актёр уже не вставал с постели. За три года до юбилея супруги обвенчались. 28 апреля 1994 года его не стало.

Олег Иванович всю жизнь вел дневники, которые Алла Романовна прочла уже после его ухода. Он писал и о ней.

- Какие роли хотелось бы сыграть?

- Очень хотел сыграть Хлестакова, но как-то не пришлось. Всегда считал, что эта роль моя. Хотел сыграть царя Федора Иоанновича – опять не довелось. А мог бы: Михаил Иванович Царев звал в Малый театр, играть царя Федора, но я не поехал – не мой, мол, театр.

- Ваш первый фильм?

- В первой картине… меня нет. Я только что приехал в Киев, в Русский театр. Мы, молодые актеры, жили в грим-уборных, питались только бутербродами и котлетами. Часто денег совсем не было, и просили у буфетчицы в долг. Долги она записывала в специальные тетради, а мы шутили – по Шекспиру: «Мы в книге бедствий на одной строке». И в это самое время режиссёр Барнет снимал фильм-концерт и нас пригласил в массовку: «Будете сидеть в ложе, хлопать, говорить друг другу: «Как хорошо!», «Брависсимо!». Но во время просмотра заметил: меня в фильме нет: камеру во время съемок на меня не навели. Заметив, что я расстроился, помощник режиссера успокоила:

«Вы не созданы для кино. У вас близко посаженные глаза, вы нефотогеничны. Запомните это крепко. И впредь никогда не соглашайтесь сниматься в кино».

Памятуя о наказе, я затем отклонял все предложения кинорежиссеров. И когда Марк Семёнович Донской надумал экранизировать «Мать» Горького и пригласил меня на роль паяльщика, я отказался. Донской при встрече возмутился: «Ты почему отказываешься играть одну из центральных ролей? Революционера! Объясни, в чем дело?». Я поделился: и что у меня глаза близко посаженные, и что я нефотогеничен. Донской расхохотался: «Да кто тебе все это насказал?» И уговорил меня сняться в его фильме.

– Почему в вашем активе много отрицательных ролей?

- Как можно делить роли на отрицательные и положительные? В каждом из нас есть хорошее и плохое. В обыденной жизни никто не стремится открыться плохой стороной. Вспомните чиновников в повседневной жизни: сама любезность. Истину о человеке узнаешь, когда он совершает поступок. Даже в «Рафферти» мы отказались играть гротескных американцев, а постарались играть простых людей. Помню, во время съёмок фильма «Остановился поезд» на 101 км от Москвы, ближе которого запрещается селиться людям с неясной биографией, шел показ «Рафферти». Прогуливаюсь вечером, вдруг ко мне подходит невысокий, в косоворотке молодой мужчина, лихо сплевывает сквозь стальные зубы и предлагает: «Я провожу тебя, Рафферти»…

– Как относитесь к творчеству Андрея Тарковского?

- Хорошо отношусь. Андрея Тарковского я знал давно. Ещё будучи студентом ВГИКа, он пригласил меня сняться в своей дипломной картине. Фильм-дебют заметили: он демонстрировался в широком прокате. Приглашал меня Тарковский и в «Иваново детство». Хотелось сняться, но не отпустили из театра. Удивительный человек был – эрудит, труженик. Трудный характером, говорят, но чего бы вы хотели от талантливых людей? У них на все есть своя точка зрения.

- Не хотите ли попробовать себя в литературе?

- Если все получается, как у Шукшина, то можно попробовать себя в разных жанрах. Но Шукшин – явление. Сам пока писать не пробовал – и так жизнь коротка, свое бы дело успеть освоить.

- Сколько лет назад ушел – и все спрашивают. Стало там неинтересно. Все-то стал знать: что играть, какая будет рецензия, кто ее напишет. Как говорил Немирович-Данченко, театр живет десять, максимум пятнадцать лет, БДТ – не исключение. Во МХАТе мне предложили играть в «Дяде Ване», «Серебряной свадьбе» - было интересно.

- Причина раскола во МХАТе?

- Он был неизбежен. В труппе насчитывалось 160 человек, а нормальная – это 50-60. Порой идешь по театру и не знаешь, кто навстречу прошел – так разрослись штаты. Актер немыслим без работы, а тут иные не заняты в спектаклях неделями. А актёр обязан играть много. Не понимаю, когда начинают говорить по поводу какого-нибудь актера: «Что-то он слишком часто стал мелькать на экране». А что плохого, что актер много играет? Он же профессионал, это его хлеб. Он обязан поддерживать форму. Играет много – прелестно! Вот если мало – это плохо, надо трубить тревогу.