Основы теории теплообмена

Стало светлее. Наверное, от выпавшего за ночь снега. Серости не осталось. И страха.
Почему?
Не знаю, хоть убей.
Не осталось – и всё тут. Скажу больше… не осталось практически ничего. Как будто у меня изнутри повырезали всё органы. Ампутировали сердце, ничего не
приметав взамен. Вырезали печень, почки… что там ещё? Лёгкие… туда же, к чёртовой матери. Диафрагму и селезёнку.
Смотали и вытянули кишки.
Без боли, без сожаления.
И мозги. Их тоже. К чертям собачим.
Оставили только мочевой пузырь. Это ощущалось. Очень хотелось по маленькому.

Быть дома. Смотреть в окно. Видеть свет и снег через стекло. Я уже не хотел этого. Хотел выйти на улицу. И чем быстрее, тем лучше. Засвербело, зазудело
внутри… так хотелось уже окунуться во всё это.
Я вышел, конечно.
Тут же за углом ткнулся в решётку «батискафа». Кинул на привинченное блюдо скомканные бумажки.
-- Два Карлсберга.
Невольница протянула мне сквозь прутья две холодные бутылки. Одну я открыл тут же, уперев крышку о заклеенный фантиками прилавок.
-- Ну что вы делаете? – возмутилась жительница батискафа. – Она откручивается вообще-то.
-- Вандалы! – бросила мне в спину.
Но я уже хватал жизнь пустым нутром. Заливался до краёв. Два глотка, и всё меняется. Мгновенно.
Ещё пара глотков и уже хочется никотиновой блокады. Сигарета действует как слабый раздражитель, обеспечивает нормализацию нервной трофики.
-- Похер – запоздало рефлексирую в адрес продавщицы. Беззлобно, как бы, между прочим.
Потому как, уже вижу впереди ноги…
Смешно переходит улицу, оскальзываясь на накатанном насте. Крепкие бёдра, короткая юбка… господи, как прекрасна жизнь.
Догнать? Нет?
Нет, с бутылкой пива в руке, даже при радости отсутствия мозгов – не того… не то.
Одним махом допиваю и выбрасываю опустошённую тару в сугроб.
«Правильно» вскрываю вторую бутылку.
Смахиваю рукавом снег и присаживаюсь на спинку лавочки. Щурюсь от невыносимого белого кругом.
Пиво холодное, нос мокрый, снег блестит… в общем, как то так.
Глоток. Второй. Понимаю, что не осилю.
Солнце лупит – просто ослепнуть можно. Кругом свет, который поглотил всё; деревья и дома, урны и автомобили.
И меня в комплексе. И вместе с ними, с комплексами этими…
Видимо их не вырезали. Как и мочевой пузырь. Впрочем, они не сильно меня беспокоят сегодня, комплексы эти. Видимо ещё анестезия не отпустила.
Да и белое не даёт. Белое, белое кругом…
Растворяюсь и проваливаюсь, не сопротивляясь и не возражая… ибо взаимно всё. По любви. Без товарно-денежных.
В нескольких шагах от меня из белого марева проявляется светло серенький лик бомжа. Замирает в стойке. Жадно смотрит и переминается с ноги на ногу. Вожделеет и алчет. Сглатывает и его слегка уводит вбок.
Улыбаясь, втыкаю склянку в снег и ухожу. Не хочу мешать чужому празднику.
А вот на мой праздник всем посрать. Хотя, если разобраться, никто мне ничего не должен… ошибаетесь, если думаете, что я претендую. Ха!
Я тоже не должен, несмотря на претенциозные взгляды и осуждающее – «как же так?»
Да вот так! Не должен – и всё тут. Ничего и никому.
Моё состояние начинает приобретать некоторый вес и плотность. Появилась гравитация. Придавила в области сердца.
Что это? Неудачно проведённая ампутация? Регенерация жизненно важной мышцы?
Свет померк, снег уже не такой белый и искрящийся… серость проступала уже большими пятнами.
Как так вообще можно?

Одеколон, селёдка, и поэт Пастернак

Я проснулся весь скрюченный и с изморосью на лице. В очень национальном похмельном сне меня кушали волки, методично вырывая из тела различные органы. Когда добрались до сокровенного, я закричал и проснулся.
Окно было широко распахнуто. Приближался миллениум, и я, видно, загодя готовился шагнуть в третье тысячелетие. Репетировал. Хорошо, что не шагнул….
Вымерз, однако, как клоп. Ночная прохлада анестезировала всё на свете, чем живёшь и чем мучаешься. Головную боль, запахи и воспоминания. Только голод остался.Я не ел уже пять дней. Я пил. Мешал и не закусывал. К вечеру рождалась иллюзия, что с калориями всё тип-топ, но наутро пошатывало. Даже тень стала какая-то вялая и нестабильная. И денег больше не было. И взять в долг -- уже не взять. Занял у третьих, чтобы первым отдать. Про вторых можно пока не думать, но
сытости это не прибавляет. Накатило вдруг: если не закрывать окно, то через пару суток можно спокойно умереть во сне. Перспектива заманчивая, конечно, но
буддистская какая-то, даже языческая. Не по-людски. «Питие на Руси есть веселие». Из этого постулата надо исходить, а значит -- жить надо. Я закрыл окно и

сразу запахло псиной.
Выбрал бычок пожирнее – у меня, слава богу, трёхлитровая банка бычков – и, закурив, стал смотреть на тех, кому сейчас ещё хуже. Напротив – зубная клиника. За большие деньги людям их собственные зубы дерут с шести утра. Тонизирует. Меня, разумеется, не их, болезных. А что, если пойти вниз, встать у дверей в
заведение, и предложить свои услуги? За долю малую всё повышибаю – и то, что ещё болит, и то, что уже болеть никогда не будет. Зря, что ли, я боксом в
детстве занимался?
Похоже, что зря. Ноги ватные, руки отнимаются, в недрах черепа упражняются японские барабанщики. Там, где желудок – несносная резь, а кишки нет-нет, да и
споют тонким голосом. Надо поесть. Надо поесть. Надо….
…если не купить, то украсть. Украсть и съесть. А там можно и о смысле дальнейшей жизни подумать. Сперва – физиология. Метафизика подождёт.
Не повезло. Старая карга Софья Моисеевна, «первая пионерка», уже спозаранку вылезла, заняв жёсткую позицию посреди общественной кухни, как ближневосточное
государство Израиль. И смотрит на меня, как на палестинскую автономию. Добро бы кашеварила -- я хоть духом напитался, а то кипятит в банке из под керченской сельди некую серую в кружевах дрянь, и отравляет, гадюка, миазмами. Я чайник налил, поставил – жду, типа того. Из-за этой замшелой церберши к холодильнику
Ленкиному не подобраться. Они с Ленкой, прошмондовкой, друг-друга не переносят, но всё равно настучит, мумия. Ленка-то ничего, мы с ней пару раз были
взаимонеразборчивы в связях, но мужик у неё полный кока. Чуть не посадил меня, под хулиганку подводил. Ну а тут – воровство, если не разбой, припаяют, м-м-да….
Взгляд у первой пионерки – как контрольный в голову. Я не стал дожидаться стадии закипания и ушёл. Вообще ушёл из поганой квартирки. Даже дверь не стал
запирать от огорчения.
Конец ноября в Питере – хуже не придумаешь. Темно, морозит уже не по-детски, задувает, да ещё и прослабит порой то снегом, то дождиком. Наматываю по району бессмысленные сучьи петли, но не благая весть навстречу идёт, а исключительно суровые люди, и лица у всех подлые с самого утра. Рано я выбрался, отогреться толком не успел. Только периферию начало ломить вчерашними шлаками и токсинами, а серёдка так заиндевевши и осталась. Чувствую себя, как девочка со спичками у писателя Андерсена. Баловалась на улице огоньком, да ласты и склеила в глубокой задумчивости. Похоже, очень похоже…. Со спичками? Огонь? Огонь – это пожар. А пожар – это пожарники! Я улыбнулся так широко и радостно, что встречная женщина отшатнулась. Я вспомнил! Кажется, над тоскливой низиной моей души вразрез туч показалось доброе солнце….
Андрон служил пожарником, но по жизни был поэтом. Или наоборот. Сутки через трое он спасал людей и городское имущество, причём рисковал жизнью. Затем трое
суток опохмелялся, приходил в себя от геройства, и пел песни собственного сочинения. В основном про синих китов и пожарно-караульную службу. Некоторые песни мне нравились, особенно одна, состоящая целиком из метафор. Обычно до неё дело доходило в самом конце, после литры съеденной, когда уже струны порвались и
челюсть в трёх местах вывернута. Это, поверьте, было покруче Сальватора Дали. Что-то вроде гибрида Дюшана с Магриттом. Лично я, как художник, именно так
воспринимал. Он был не согласен, но утешался тем, что я не разбираюсь в поэзии. С этим, в свою очередь легко соглашался я, и поэтому до драки не доходило. Но самое главное: он сравнительно недалеко жил и почти наверняка опохмелялся. Странным образом мы довольно давно не пересекались, и потому всё, что я ему был
должен, уже автоматически помножилось на ноль.
Уже подходя к перспективным дверям, я с ужасом представил, что Андрон на сутках и огнеборствует, но он – служите Господу с веселием!!! -- оказался дома.
Он без особого энтузиазма подержал мою слабую руку.

Благодарим за присланное!
Всем отличного настроения и хорошего отдыха на выходных!!!
Присылайте ваши фото,эро,курьезы, приколы и подсмотренное с помощью этой формыМы с удовольствием выложим их на нашем сайте

Стенгазета

Нелегка литераторская наша доля друзья, ой нелегка.. На работе супруге велено было « к празднику появления деда мороза»-
сообразить стенгазету. Ну видели вы, а многие знают в больницах.. ну там типа..» вести КВД» или..» Утро в Гинекологии».. не суть , так вот.. пришла моя благоверная с работы своей и выдаёт:
- Или ты мне стенгазету делаешь- или в жопу не дам!!
Ну ёпт.. да после этих словя « Литературную газету « на заборе испоьзуя слова « ну и так далее « и « прочая хуйня» минут за 20
законспектирую кратко..
- ладно , говорю.. ступай за кремом – лубрикант тебе сегодня явно понадобится, а я пока вызову группу моральной поддержки с

пивищем и водкой.. ну не могу ж я один делать твою газетину.. как её назвать , кстате??
-хуй знает, говорит.. пиши чо хошь, но штоп Веталега твоего и близко не было- ибо вместе – вы уёбки, как впрочем и по
отдельности, а ещё у него носки пахнут так, что у соседки тараканы закрылись в туалете, громко орале, штоб Веталег покинул этот подьезд нахуй..
Звоню веталегу.. говорю- переодень носки, и бегом ко мне- будем пиво+ водка пить и сочинять стенную газету Катьке на работу.
Веталег согласился , призвал к столь ответственному делу двух камрадов – Михаила и Олександра, нашёл за шкафом новые носки и
через 20 минут были у меня.
С кратким приветственным словом я выступил перед друзьями в коридоре, друзья посокрушались., Катьке дали литературный наказ
обеспечить маститых писателей закусью. Веталег принёс с собой три листа ватмана, а Олександр изьявил желание находить творческие литературные образы для нашего публичного издания..
И немедленно выпили..
Михаил во всеуслышание обьявил о желании написать фломастерами эпическое полотно « Стоп СПИД»
И немедленно выпили..
Я высказал мысль о высокохудожественной поэме с рабочим названием « Пиздец СПИДозника»
И немедленно выпили..
Беспезды в моей комнате собралась самая передовая редколлегия..
И немедленно выпили..
Нашему энтузиазму позавидовал- бы весь издательский дои « Плэйбой»..
И немедленно выпили..
Вручение Нобелевской премии по художеству на будущий год- без нас не обойдётся..
И немедленно выпили..
Далее следовали рабочие тосты ..Присвоение городу Кызыл- орда звания побратима Бобруйска ну и..
И немедленно выпили.. выпили..выпили..
С утра Катька не стала будить бухую редколлегию, молча взяла рулон ватмана , перевязанный лентой , и оставила работников спать до обеда , как минимум..
Разбудил нас всех настойчивый звонок где- то через час.. Супруга моя истошно орала в трубку, называя наш творческий коллектив
сборищем уёбков, Олександр – был обьявлен энцефалоидным клещом, веталег- скотинообразной мразюкой, Михаил- назван Левитаном
хуевым.. Столь дерзкого отношения к творческой работе наша редколлегия не смогла допустить, на все наши вопросы : - Чо орёшь?» из трубки нёсся поток мата , вперемешку с гинекологическими терминами.. Делать нечего, оделись, поехали в Спид-центр к Катьке на
работу..