18583
1
Продолжаем нашу постоянную рубрику "Фишкина солянка"
Запрещено публиковать изображения, содержащие эротику! Также запрещается разжигание межнациональной розни или действий, направленных на возбуждение национальной, расовой вражды!
В комментариях можно добавлять фотографии, комиксы, поднимать интересные темы, короче все что привлекло ваше внимание за день и вы хотите это обсудить, а создавать пост неохота. Картинки добавлять просто: можно вставить прямую ссылку на картинку или загрузить с компьютера.
Предыдущую часть смотрим тут
Запрещено публиковать изображения, содержащие эротику! Также запрещается разжигание межнациональной розни или действий, направленных на возбуждение национальной, расовой вражды!
В комментариях можно добавлять фотографии, комиксы, поднимать интересные темы, короче все что привлекло ваше внимание за день и вы хотите это обсудить, а создавать пост неохота. Картинки добавлять просто: можно вставить прямую ссылку на картинку или загрузить с компьютера.
Предыдущую часть смотрим тут
Ссылки по теме:
- Фишкина солянка. Часть 50
- Фишкина солянка. Часть 51
- Фишкина солянка. Часть 49
- Фишкина солянка. Часть 52
- Фишкина солянка. Часть 48
Новости партнёров
реклама
И однажды один из беженцев азербайджанской национальности, поселившихся в этом поселке, сказал: «брат продай шкюры, я тебе заплачу много денег».
Мужик простой, отдал ему шкуры. Ждет месяц, пришел к «махмуду»:
— Эй брат, где деньги?
— Брат, как только деньги будут, так отдам
Прошел еще месяц, два.
— Нэт денег брат… скоро будут.
Однажды наш герой зашел в ресторан. Совершенно случайно. И увидел, как там сидит «Махмуд» за шикарным дастарханом.
«Махмуд, привет брат, деньги появились?»
— Ты чиво, ****ль что ли? овца? какие дэньги? пшель ******.
А-ХА-ХА
Мужик развернулся, слыша в спину гортанные смешки, «урус, сычим»
Вернулся он через полчаса с восьмизарядным ружьем.
И методично, спокойно расстрелял ВСЕХ, кто сидел за вкусным столом.
Вышел из кабака и направился в милицию.
Дали ему 13 лет.
Относятся к нему хорошо. И зэки и менты.
А я бы ему орден дал. За мужество.
Побольше бы таких, может бы и жили бы не так говенно.
Кстати, на следующий день все беженцы ****ались в неизвестном направлнии. А поселок, как жил так и живет.
В мичмане Саахове было шестьдесят килограмм живого веса при росте от пола один метр тридцать четыре сантиметра.
Были люди в экипаже, которые мечтали его или убить, или сдать живьем в кунсткамеру Петра Первого.
Своими малюсенькими руками он мог совершить на лодке любую доступную человечеству аварию. К работе он допускался только под наблюдением. Без наблюдения что-нибудь происходило.
С начала межпоходового ремонта он брал в руки гнутую трубу и ходил с нею везде и всюду до конца ремонта,
Так он был безопасен.
— Где сейчас чудовище?
— В первом. Там редуктор ВВД травит.
— Он что, там один, что ли?
— Да…
— С ума все посходили. Он же сейчас убьется или пол-лодки разнесет.
— Да что он, совсем дурной?..
Чудовище отловили в тот момент, когда оно, прикусив язык, с вожделением откручивало предохранительный клапан редуктора высокого давления — редуктора ВВД; осторожное, как на минном поле, миллиметр за миллиметром оно крутило, останавливалось, прислушивалось ухом и опять крутило, внимательно наблюдая за всем этим своими малюсенькими, остренькими человеческими глазенками.
С той стороны его караулило четыреста килограмм.
— ПАРАЗИТИНА!!!
Так никто из людей еще не орал. Старшина команды дал ему грандиозную затрещину и тут же влет, как по футбольному мячу, стукнул ногой по заду.
Любому другому затрещина такой величины оторвала бы голову, а удар по заду оторвал бы зад.
— Убить меня хочешь?! — орал старшина. — Зарезать?! В тюрьму посадить?! Мозги захотел на переборку?! Ну, ладно тебя, дурака, убьет, черт с ним, но я-то за что страдаю?!
Через минуту старшина уже сделал редуктор и успокоился.
— Слушай, Серега, — сказал он, — лучше б тебя убило. Я вот так подумал, честное слово, ну сдал бы я эту несчастную десятку на погребение и успокоился навсегда. Сидел бы дома и знал, что все на свете хорошо: лодка не утонула, ты — в гробу…
Серега в этот момент сокрушался. В этом он был большой мастер, большой специалист. Вешал голову и сокрушался. Лучше него никто не сокрушался.
Но иногда… иногда в нем, как болезнь, просыпалась первобытная жажда труда, и тогда он удирал от всех, он исчезал из поля зрения и приходил в свой отсек. Он ходил по пустому отсеку хозяином, человеком, властелином металла; он ходил по отсеку и подходил к работе; он подходил к работе, как скрипач к скрипке перед извлечением из нее божественных звуков; он брался за работу, делал ее и… взрывался.
Однажды взорвался компрессор: блок осушки веером разнесло в мелочь; на палубе выгородки на каждом квадратном сантиметре лежал маленький рваный осколок.
Блок осушки рванул у Сереги в руках, но на нем не было ни единой царапины: Серега был целенький, как в свой первый день.
Лодку встряхнуло. Из центрального и из других отсеков в первый бежали все кто мог.
— Где чудовище? — спрашивали на бегу.
— В первом! — отвечали и молотили сильнее. Навстречу им через переборку, как слоненок из слона, вылезал Серега. Он встал наконец и затрясся курдючным задом.
Когда Серега отошел от потрясения, он рассказал, как это все произошло в его ловких ручонках. При этом он пользовался только тремя словами — "я", «оно» и «вот».
— Я — вот, — говорил он, и глаза его вылезали из орбит от пережитого, — а оно — вот! Я — вот! А оно — вот!!!
В конце концов его продали на берег.
Ходили продавать всем экипажем. Сначала предлагали всем подряд за бутылку спирта, но из-за такой маленькой посуды его никто не брал. В конце концов сговорились за ведро, А потом еще добавили.
Чудовище, покорно сменив хозяев, вздохнуло и, обмякшее, осталось на берегу.
А все остальные вздохнули и ушли в автономку.
(с) А. Покровский