Пункт обогрева в Раубичах. "Спите, бездельники? А Родину снегом заметает!"

В 6 часов 35 минут 17 января 1982 года, в воскресенье, Билли Бонс удивил наш второй мотострелковый батальон речевой метафорой. Удрученный непрекращающимся снегопадом, подполковник прибыл в казарму и остановился перед строем коек. Солдаты в это время уверенно досыпали лишний по случаю выходного час. Дневальный отсутствовал.
— Спите, бездельники?.. А Родину снегом заметает!
Прозвище Билли Бонс гвардии подполковник Затирухин получил вот как. Летом в 120-ю дивизию прибыла на стажировку сверхлимитная команда курсантов-политработников. Случилось так, что штабной чиновник, обязанный принять их, куда-то запропастился. Чем занять будущих духовных повелителей солдатских масс, никто не знал.
Курсанты стали бивуаком в спортзале нашего многажды орденоносного 339-го гвардейского полка. Дни напролет они валялись на гимнастических матах, доедая сухпайки и ожидая очереди отстучать партию в настольный теннис.
В конце концов заместитель командира полка Затирухин не стерпел это очевидное безобразие. Натура строевого командира подсказала вечную истину о том, что военнослужащий без работы — преступник. Подполковник прибыл в спортзал, построил курсантов и произнес энергичную речь:
— Вы курсанты или где? Вы в гвардейском полку или кто? Вместо того чтобы территорию убирать или наглядную агитацию рисовать, только и знаете стучать в этот самый… в как его?..
Подполковник глянул на стол для пинг-понга. Нужное слово толкнулось было наружу из пространства под тульей фуражки, но по прихотливой звуковой ассоциации вдруг выскочило нечто несуразное:
— Билли-бонс!
Благодаря ехидным политработникам кличка прилипла, и с тех пор в полку обосновался герой пиратского романа Стивенсона…
Сегодняшний гнев Билли Бонса имел основание. В промежутках между парадами и показными стрельбами мощь нашей дивизии была направлена на исправление неупорядоченностей в природе. Если конкретно — климата Беларуси.
Это в гражданской жизни бывают лето, осень, зима и весна. А в Советской армии, где только две формы одежды: летняя и зимняя, — после лета должна наступать сразу зима. Поэтому ежегодно в канун 15 октября половина личного состава дивизии залезала на деревья в военном городке Уручье и энергично их трясла, лишая листвы.
(Как участник и даже, в меру личной должностной компетенции, организатор тех событий, я на всю жизнь сохранил неприязнь к дереву березе. Очень бестолковая порода: лист имеет мелкий, но держит его крепко и роняет по чуть-чуть, и к мокрому асфальту тот лист прилипает соответственно. Лучшее же в мире дерево — каштан. Лист крупный, приемистый и опадает враз после первого заморозка. Убирать его — одно удовольствие.)
А другая половина личного состава дивизии в это время действовала метлами внизу. И когда последний грузовик увозил с территории военного городка последнюю охапку листьев, солдаты шли на склад сдавать пилотки и получать ушанки.
Означало это то, что наступила зима. Согласно директиве верховного командования.
Весной (опять-таки единовременно) дивизия брала в руки лопаты и скребки. Снова за ворота военного городка уходили колонны ЗИЛов и КамАЗов, но уже не с листьями, а со снегом и льдом. Когда бывал очищен последний квадратный сантиметр асфальта, солдаты шли на склад. Они сдавали ушанки и получали пилотки.
Означало это то, что наступило лето. Опять-таки согласно директиве верховного командования.
Периоды между двумя авралами по смене времен года также требовали хлопотных исправлений природы. Зимой главную трудность создавал снег. Впрочем, не снег как таковой (директива о наступлении зимы подразумевала его наличие), а формы, которые он принимал, ложась на земную поверхность.
Лучшие умы бились над загадкой: отчего каждая снежинка в отдельности являет собой строгую симметрию, но почему те же снежинки, ложась массой, не хотят принимать геометрически упорядоченные объемы? Отчего не бывает сугробов-параллелепипедов или хотя бы сугробов-пирамид?..
Вот почему в то зимнее воскресенье я, гвардии старший лейтенант Крапивин, вместо того чтобы пребывать на койке в офицерском общежитии, листать затертый журнал «Юность» и думать о вечернем походе в ресторан «Чайка» на бульваре Толбухина, отважно боролся с неупорядоченностями в природе.

Мой взвод не просто расчищал аллею, которая вела к полковой столовой. Это мог бы за пять минут сделать и дежурный трактор. Мы формировали на фланговых газонах два сугроба с идеально ровным трапециевидным сечением.
Конфигурацию сугробов художественно изобразил мне в тетради по боевой подготовке начальник штаба батальона. Он передвигался по закрепленной полковой территории, держа перед глазами мастерски исполненную двенадцатью фломастерами схему уборки, и давал указания ротным и взводным командирам.

В результате дорога к столовой должна была пролечь, словно меж двух гигантских крышек гробов.
Эта полковая столовая являлась крайне важным объектом в масштабах не только Краснознаменного Белорусского военного округа, но и всех Вооруженных сил Союза ССР. Показным объектом. Иностранных военных атташе вкупе с нашим генералитетом сюда регулярно возили отдохнуть после присутствия на образцовых учениях. Число большезвездных дядей, которые тут бесплатно ели, пили, а после орали песни и плясали вприсядку, однажды довольно емко определил начальник продсклада старший прапорщик Костя Волощук:
— Як собак нерезаных.
Примечательным было архитектурное устройство столовой. Симметричные крылья представляли обычные каменные корпуса для приема пищи личным составом. А соединял их и служил фасадом стеклянный павильон — зимний сад, где под прозрачной крышей свободно мог бы выстроиться батальон. Росли там пальмы высотой с двухэтажный дом, вились лианы, ярко зеленели иные тропические растения. В мраморных бассейнах с фонтанами плескалась рыба. И вконец изумляли всякого, впервые сюда вошедшего, живые птицы. Волнистые попугайчики, канарейки и прочая разноцветная пернатая сволочь радостно верещала, порхала меж пальмовых ветвей и какала на столы.
Вот и завтра дивизию должна была посетить военная делегация из очередной дружественной нам страны. А может быть, и не дружественной. Какая разница? Так или иначе, но есть-пить военачальники будут. Поэтому пеший их проход из автомобилей под пальмы следовало для контраста оформить художественными сугробами.
Это ничего, что ваньки-взводные и мишки-ротные годами живут в общежитиях и на частных квартирах. Зато вон какую столовую имеем — с попугаями!
Смеркалось. Мы заканчивали работу, когда на аллею выскочил штабной уазик с Билли Бонсом.
— Садись в машину, Крапивин! Поедешь в одно хорошее место на сутки.
Я взмолился:
— Товарищ подполковник, завтра утром у меня занятия по вождению!
Билли Бонс рявкнул:
— Крапивин! Не убеждай меня, что Земля имеет форму чемодана!
Если из уст заместителя командира полка звучало именно это выражение, то оно означало две вещи. Событийно — что Билли Бонс минут семь как принял «свои сто пятьдесят». А по смыслу: «Молчи, дурак. Батька знает, что делает». Я забрался в уазик.
— Обратно в Раубичи, — приказал Билли Бонс водителю, и мы помчались.
В дороге, вкусно посасывая барбариску, подполковник обрисовал суть дела:
— Сегодня в Раубичах по приказу очень большого начальства поставлена ротная палатка. Зачем поставлена? Предположительно, это связано с будущим чемпионатом мира по биатлону. К палатке приставлены три бойца из вашей роты. Стерегут складные столы и стулья. Ты побудешь над ними старшим. Считай, что начальником караула. Завтра тебя сменим.
Раубичи. Что я знал об этом хорошем месте под Минском?..
Всякой столице положено иметь загородные увеселительные заведения с шампанским и «кабинетами». Какая ж это столица без собственного «Яра», «Стрельны» и «Виллы Роде»! Отечественные бонвиваны, возможно, поправят меня, но помнится, что в начале семидесятых годов двадцатого века у минской золотой молодежи самым шикарным считалось устроить кутеж в мотеле по Брестскому шоссе. Следом пришла мода на ресторан «Заславль» на Минском море. И уже потом стали особенно престижными залеты в международный спорткомплекс «Раубичи» с его гостиницей, рестораном и банно-развлекательным центром.
Шарм Раубичей проявился в том, что побывать здесь было — словно заграницы нюхнуть. Газетчики, натурально, окрестили это место белорусской Швейцарией. Полощутся вымпелы и флаги, мелькают разноцветные костюмы, эмблемы. Пейзаж украшают альпийские ели на гребнях холмов. Журчит по камушкам речушка, совсем уж горная потому, что водится в ней редкая для наших краев форель.

И как завершающий штрих к альпийской этой картине — изящные башенки костела на холме. Прежде это были жуткие руины, которые добивали альпинисты: за неимением в Беларуси природных скал тренировались на стенах костела, вколачивая в древний кирпич титановые крючья. Однако ввиду наплыва иностранцев храмолазов прогнали, а строение капитально реставрировали и устроили в нем этнографический музей.

По случаю сооружения международного спорткомплекса решили даже подправить название-прародитель, которое взяли у близлежащей деревеньки. Исконное ее название — Ровбичи, с ударением на первом слоге, и происходит оно от древнего имени Ровба. Однако же кто-то, совсем не глупый, взял да и прикинул пером на бумаге: Raw Beach — а, пожалуй, для международного центра весьма завлекательное подбирается название.
Одну гласную букву можно заменить на схожую ей, и тогда белорусское имя станет вполне свойским и для иностранных глаз и ушей.
Совсем не случайно полюбила тут загуливать верховная комсомольская братия вкупе с прикормленными служителями муз. Город со смаком пересказывал отнюдь не придуманные истории о чудесах, которые творили в «нумерах» деятели ЦК и лауреаты творческих премий. Богемная слава Раубичей множилась вместе со спортивной. Случались и криминальные события. Однажды в здешнем ресторане произойдет жуткая история: официантка ножом в сердце убьет повара — молодого человека, который будто бы требовал ее любви…
Через пару недель в Раубичах должен был открыться чемпионат мира по биатлону.

Сергей Крапивин

(Продолжение следует.)