5759
7
30 марта 1814 г. около 9 часов утра русские колонны вместе с союзными армиями Австрии и Пруссии с барабанным боем, музыкой и развёрнутыми знамёнами начали входить в Париж через ворота Сен-Мартен.
Французы с ужасом ожидали мести за московский пожар 1812 г., однако русские пришли в город с миром - так повелел император Александр I. Кстати, он въехал в Париж верхом на жеребце по кличке Эклипс, который был подарен ему Наполеоном в честь заключения Тильзитского мира.
Мода на русское.
Вот как писал об этом будущий декабрист Николай Бестужев: «Союзники, возникшие для парижан будто из недр земных - так мало они были приготовлены к их появлению; русские, которых они нашли вовсе не такими, как воображали; стройность их полков, блестящая щеголеватость офицеров, говоривших с жителями их языком, красота русского царя, миролюбивые его намерения, кротость в войсках, какой не ожидали, - всё это было так внезапно для парижан, так противоположно тому, что они привыкли воображать».
Русские войска простояли в Париже не так уж и долго - всего два месяца. Впрочем, этого времени хватило на то, чтобы русские пропитались духом великого города и, в свою очередь, повлияли на него. Первое, что принесла французам армия из далёкой крепостнической страны, была, как ни странно, свобода. Император Александр издал прокламацию, в которой он предоставил самим французам избрать себе такой род правления, какой им угодно.
Русские войска простояли в Париже не так уж и долго - всего два месяца. Впрочем, этого времени хватило на то, чтобы русские пропитались духом великого города и, в свою очередь, повлияли на него. Первое, что принесла французам армия из далёкой крепостнической страны, была, как ни странно, свобода. Император Александр издал прокламацию, в которой он предоставил самим французам избрать себе такой род правления, какой им угодно.
×
Не менее важным стало то, что русские стали диктовать Парижу свои нравы. Например, неожиданно модным среди столичного бомонда стало посещение Елисейского дворца, занятого русским императором под штаб-квартиру, и созерцание того, как молится Александр. Современники вспоминали, что на это мероприятие продавали билеты, как в театр. Парижан привлекали красота императора, искренность, с которой он клал земные поклоны, и пышная церковная служба по греческому обряду.
Не менее неожиданной стала мода на всё казацкое, в том числе на низкорослых и выносливых степных лошадей. Всякий уважающий себя парижанин при деньгах считал своим долгом купить такую для своей конюшни. Поскольку на всех казацких лошадей не хватило, мошенники стали вплетать в хвосты чистокровных французских лошадей крашенную в соответствующий цвет паклю - ведь казаки своим кобылам хвосты не стригли, и те свисали до самой земли.
Не менее неожиданной стала мода на всё казацкое, в том числе на низкорослых и выносливых степных лошадей. Всякий уважающий себя парижанин при деньгах считал своим долгом купить такую для своей конюшни. Поскольку на всех казацких лошадей не хватило, мошенники стали вплетать в хвосты чистокровных французских лошадей крашенную в соответствующий цвет паклю - ведь казаки своим кобылам хвосты не стригли, и те свисали до самой земли.
Парижанки.
Как верно заметил всё тот же Бестужев, «Париж такой город, в котором надобно молодому человеку всего более сохранять кошелёк и нравственность». С кошельком у русских всё было в порядке: войскам разом выдали тройное жалованье за 1814 год. С нравственностью было сложнее - это же Париж!
Офицер русской армии А. Краснокутский так описывал нравы дворца Пале-Рояля, где можно было выпить, сыграть в карты и воспользоваться услугами дам полусвета, как в Париже изящно именовали проституток: «Вдруг являются на сцену обольстительные прелестницы; разряжены в соблазнительных уборах, распрысканы благовоннейшими духами! Они расхаживают с подпрыжками, затрагивают всех мимоходящих, припевая неблагопристойные песни, и толпятся между множеством мужчин, собирающихся в сие время кучами на поприще беззаконных распутств».
Офицер русской армии А. Краснокутский так описывал нравы дворца Пале-Рояля, где можно было выпить, сыграть в карты и воспользоваться услугами дам полусвета, как в Париже изящно именовали проституток: «Вдруг являются на сцену обольстительные прелестницы; разряжены в соблазнительных уборах, распрысканы благовоннейшими духами! Они расхаживают с подпрыжками, затрагивают всех мимоходящих, припевая неблагопристойные песни, и толпятся между множеством мужчин, собирающихся в сие время кучами на поприще беззаконных распутств».
Вольный художник из Вены Георг Опиц, вошедший в Париж вместе с австрийскими войсками, оставил немало прелестных гравюр, раскрашенных акварелью. На одной из них уличная торговка перед Пале-Роялем пытается продать казакам презервативы. Французский гравёр Жорж Гатин запечатлел первый визит в то же самое «гнездо разврата» юного казачьего офицера (см. слева). Более искушённый в «науке страсти нежной» офицер (штабной, судя по аксельбанту) увлекает неопытного донского юношу к двум дамам полусвета. А умудрённый жизнью денщик пытается удержать его за ткань широченных шароваров
Вот как перед отъездом на родину о парижанках вспоминал Фёдор Глинка: «Прощайте, милые, прелестные очаровательницы, которыми так славится Париж… Брадатый казак и плосколицый башкир становились любимцами сердец ваших - за деньги! Вы всегда уважали звенящие добродетели!»
Вот как перед отъездом на родину о парижанках вспоминал Фёдор Глинка: «Прощайте, милые, прелестные очаровательницы, которыми так славится Париж… Брадатый казак и плосколицый башкир становились любимцами сердец ваших - за деньги! Вы всегда уважали звенящие добродетели!»
Невозвращенцы.
Кроме «девочек» ещё одним увлечением многих русских офицеров стал карточный стол. Генерал Милорадович (тот самый, что спустя 11 лет будет убит во время восстания декабристов) всё своё трёхлетнее жалованье проиграл. Многие офицеры тоже наделали в Париже долгов. Получить кредит весной 1814-го русскому было до смешного просто: достаточно было прийти к любому парижскому банкиру с запиской от командира корпуса, в которой было сказано, что податель сего является человеком чести и деньги непременно вернёт. Когда русская армия окончательно покидала Францию, все офицерские долги на 1,5 млн тогдашних рублей оплатил граф Воронцов.
Солдаты развлекались по-другому. Московский генерал-губернатор Фёдор Ростопчин писал: «Старики унтер-офицеры и простые солдаты остаются во Франции… Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но ещё отдают за них своих дочерей». Можно ли их винить за это, если учесть, что сам Ростопчин тоже эмигрировал во Францию? Крестьянский труд одинаков что под Лионом, что под Ярославлем, зато во Франции давно не было крепостного права и даже последнего клошара принято было называть «мсье». К сожалению, подсчитать, какой процент русской крови оставили русские солдаты во Франции, так и не удалось.
реклама
Надо разок по Европе как варвары пройтись, как Чингизхан, Мамай, Батый, как про нас сказки всю жизнь сочиняют. С миллионами угнанных рабов, данью на 300 лет, снесенными под ноль городами, пересыпанными солью полями и оставленными горами из черепов таких размеров, что бы лет 400 стояли. Наверное только тогда они перестанут тявкать. А то, хрен ли им бояться, победят - профит, проиграют - русские накормят.
Не факт что из них получатся декабристы, но родная мова для них станет совсем не родной.