4847
1
Маленький дикарь Акухо выглядел ужасно расстроенным. Переминался с ноги на ногу, морщил загорелое до черноты лицо, теребил заплетенные в тонкие косички волосы.
— Ну! Как же ты умудрился, дружок?
Шериф огорченно покачал головой. Акухо он знал давно: туземец частенько появлялся в поселке, обменивал шкурки на разную мелочь, подряжался делать несложную работу, был всегда тихим и улыбчивым. А тут вдруг разбил витрину магазина тётушки Ло.
— Ну! Как же ты умудрился, дружок?
Шериф огорченно покачал головой. Акухо он знал давно: туземец частенько появлялся в поселке, обменивал шкурки на разную мелочь, подряжался делать несложную работу, был всегда тихим и улыбчивым. А тут вдруг разбил витрину магазина тётушки Ло.
— Очень плохо, Акухо, очень плохо.
Абориген выразительно развел руками. Мол, сам не знаю, как получилось.
— Придется тебя задержать.
— А?
— Посидишь в тюрьме, раз хулиганишь.
Дикарь скорчил такую жалобную мину, что пострадавшая тётушка Ло чуть не заплакала от жалости. Акухо рухнул на колени, схватил шерифа за штанину и принялся причитать тонким голоском.
— Не надо в тюрьму, большой вождь! Акухо рано умирать! У Акухо дети, жена, мама, папа, тётя, дядя Умзай, двоюродный дядя Бхко и старенькая бабушка Чуго. Нельзя Акухо умирать! Кто принесет им сочных кореньев? Кто убьёт злого крокодила, ждущего у берега? Кто обменяет шкуры опоссума на железный нож? О, все погибнут без Акухо! И дети, и жена, и мама, и папа, и тётя, и дядя Умзай, и двоюродный дядя Бхко, и старенькая бабушка Чуго. Не убивай Акухо за разбитую стеклянную стену!
— А ну-ка, прекрати!
Шериф вырвал брюки из пальцев туземца.
— Ничего с тобой не будет. Посидишь недельку, будешь улицы подметать в счет отработки ущерба. Правильно, тётушка Ло?
Женщина жалостливо вздохнула, глядя на дикаря.
— А может, отпустим? Тут делов-то на пару монет всего.
— Нет уж. Закон есть закон. Набезобразничал — отрабатывай. Иди за мной, Акухо.
Шериф привел еле волочащего ноги аборигена в участок. Камера там имелась всего одна: небольшой закуток с откидной койкой, загороженный стальной решеткой. Обычно она пустовала всю неделю, кроме пятницы, когда там сидел старый Джон после традиционного скандала в баре.
— Заходи.
Акухо, как приговоренный к казни, медленно прошествовал в узилище.
— Вот тебе одеяло, укроешься, если ночью будет холодно.
Шериф выдал дикарю кружку, ложку, стальную миску и полосатую шапочку, которую считал обязательным атрибутом заключенного.
— Ужин тебе вечером принесут. Всё, удачной отсидки, а я пошёл отдыхать.
Дикарь не спеша рассматривал камеру, выданные вещи, койку с колючим одеялом, и в глазах его стояло удивленное выражение.
Всю следующую неделю Акухо честно отбывал срок. Носил полосатую шапочку, ел, что дают. По утрам мел улицы здоровенной метлой, а остальное время лежал на койке и тихонько пел заунывные песни. Выглядел он при этом совершенно довольным и даже счастливым.
— Ну всё, — шериф отпер решетку и жестом приказал аборигену выходить, — надеюсь, это пошло тебе на пользу.
Дикарь вышел из камеры и тяжело вздохнул.
— Уходить? Совсем, да?
— Свободен. Честно отсидел — вышел с чистой совестью. Иди уже к своей родне.
Акухо еще раз вздохнул и поплелся прочь.
На следующий день шериф обнаружил перед участком целую толпу дикарей под предводительством Акухо.
— Это что еще такое?
— Большой вождь! — Акухо выступил вперед и сложил перед собой ладони. — Мы пришли, чтобы ты посадил нас в свою удивительную комнату за железной изгородью.
— Что?
— Мы очень хотим, чтобы ты запер нас в этой удивительной комнате. Мы будем мести улицы, сидеть тихо, только пусти нас в это чудное место.
— Сдурели? Это тюрьма, а не чудное место.
— Нет, нет! Это самое лучшее место, вождь! Там можно укрыться теплым одеялом. Там кормят целых три раза в день. Там на голову не капает дождь, а крокодил не хочет тебя кушать! Посмотри: дети, жена, папа, мама, тётя, дядя Умзай, двоюродный дядя Бхко и старенькая бабушка Чуго — все хотят туда. Вождь, посади нас в волшебную тюрьму!
Все дикари стали кивать, подтверждая слова Акухо. А старая сморщенная старушка радостно угукала и тыкала пальцем на дверь участка.
— А ну, кыш! Тюрьму не для этого придумали!
Целый час шериф пытался прогнать упорных аборигенов. Те ни в какую не хотели понимать, почему их не пускают в этот рай белых людей.
— Вон! Все вон! — кричал разъяренный шериф. — Тюрьма только для преступников! А не для толпы дикарей, решивших отдохнуть. Совершите преступление — тогда посажу. А сейчас вон отсюда!
Туземцы, повесив головы, потянулись из участка. Старенькая бабушка Чуго, поджав губы, покачала головой и тоже засеменила за родней.
Шериф вздохнул и налил себе кофе. Вот же приставучие дикари со странными фантазиями! Тоже мне, племя сидельцев нашлось.
— Вождь!
В участок снова ввалилась толпа дикарей.
— Ну, что еще?
— Вот!
Акухо протянул руку и разжал кулак. На ладони лежал маленький кусочек стекла. Следом блестящие осколки стали показывать дети, жена Акухо, мама, папа, тетя, дядя Умзай и двоюродный дядя Бхко. Последней, кусок заново разбитой витрины тётушки Ло, продемонстрировала бабушка Чуго. Старушка радостно улыбалась беззубым ртом и хихикала, предвкушая чудесную неделю в раю. Где кормят три раза в день, есть надежная крыша, теплые одеяла, и совершенно не водятся крокодилы.
Абориген выразительно развел руками. Мол, сам не знаю, как получилось.
— Придется тебя задержать.
— А?
— Посидишь в тюрьме, раз хулиганишь.
Дикарь скорчил такую жалобную мину, что пострадавшая тётушка Ло чуть не заплакала от жалости. Акухо рухнул на колени, схватил шерифа за штанину и принялся причитать тонким голоском.
— Не надо в тюрьму, большой вождь! Акухо рано умирать! У Акухо дети, жена, мама, папа, тётя, дядя Умзай, двоюродный дядя Бхко и старенькая бабушка Чуго. Нельзя Акухо умирать! Кто принесет им сочных кореньев? Кто убьёт злого крокодила, ждущего у берега? Кто обменяет шкуры опоссума на железный нож? О, все погибнут без Акухо! И дети, и жена, и мама, и папа, и тётя, и дядя Умзай, и двоюродный дядя Бхко, и старенькая бабушка Чуго. Не убивай Акухо за разбитую стеклянную стену!
— А ну-ка, прекрати!
Шериф вырвал брюки из пальцев туземца.
— Ничего с тобой не будет. Посидишь недельку, будешь улицы подметать в счет отработки ущерба. Правильно, тётушка Ло?
Женщина жалостливо вздохнула, глядя на дикаря.
— А может, отпустим? Тут делов-то на пару монет всего.
— Нет уж. Закон есть закон. Набезобразничал — отрабатывай. Иди за мной, Акухо.
Шериф привел еле волочащего ноги аборигена в участок. Камера там имелась всего одна: небольшой закуток с откидной койкой, загороженный стальной решеткой. Обычно она пустовала всю неделю, кроме пятницы, когда там сидел старый Джон после традиционного скандала в баре.
— Заходи.
Акухо, как приговоренный к казни, медленно прошествовал в узилище.
— Вот тебе одеяло, укроешься, если ночью будет холодно.
Шериф выдал дикарю кружку, ложку, стальную миску и полосатую шапочку, которую считал обязательным атрибутом заключенного.
— Ужин тебе вечером принесут. Всё, удачной отсидки, а я пошёл отдыхать.
Дикарь не спеша рассматривал камеру, выданные вещи, койку с колючим одеялом, и в глазах его стояло удивленное выражение.
Всю следующую неделю Акухо честно отбывал срок. Носил полосатую шапочку, ел, что дают. По утрам мел улицы здоровенной метлой, а остальное время лежал на койке и тихонько пел заунывные песни. Выглядел он при этом совершенно довольным и даже счастливым.
— Ну всё, — шериф отпер решетку и жестом приказал аборигену выходить, — надеюсь, это пошло тебе на пользу.
Дикарь вышел из камеры и тяжело вздохнул.
— Уходить? Совсем, да?
— Свободен. Честно отсидел — вышел с чистой совестью. Иди уже к своей родне.
Акухо еще раз вздохнул и поплелся прочь.
На следующий день шериф обнаружил перед участком целую толпу дикарей под предводительством Акухо.
— Это что еще такое?
— Большой вождь! — Акухо выступил вперед и сложил перед собой ладони. — Мы пришли, чтобы ты посадил нас в свою удивительную комнату за железной изгородью.
— Что?
— Мы очень хотим, чтобы ты запер нас в этой удивительной комнате. Мы будем мести улицы, сидеть тихо, только пусти нас в это чудное место.
— Сдурели? Это тюрьма, а не чудное место.
— Нет, нет! Это самое лучшее место, вождь! Там можно укрыться теплым одеялом. Там кормят целых три раза в день. Там на голову не капает дождь, а крокодил не хочет тебя кушать! Посмотри: дети, жена, папа, мама, тётя, дядя Умзай, двоюродный дядя Бхко и старенькая бабушка Чуго — все хотят туда. Вождь, посади нас в волшебную тюрьму!
Все дикари стали кивать, подтверждая слова Акухо. А старая сморщенная старушка радостно угукала и тыкала пальцем на дверь участка.
— А ну, кыш! Тюрьму не для этого придумали!
Целый час шериф пытался прогнать упорных аборигенов. Те ни в какую не хотели понимать, почему их не пускают в этот рай белых людей.
— Вон! Все вон! — кричал разъяренный шериф. — Тюрьма только для преступников! А не для толпы дикарей, решивших отдохнуть. Совершите преступление — тогда посажу. А сейчас вон отсюда!
Туземцы, повесив головы, потянулись из участка. Старенькая бабушка Чуго, поджав губы, покачала головой и тоже засеменила за родней.
Шериф вздохнул и налил себе кофе. Вот же приставучие дикари со странными фантазиями! Тоже мне, племя сидельцев нашлось.
— Вождь!
В участок снова ввалилась толпа дикарей.
— Ну, что еще?
— Вот!
Акухо протянул руку и разжал кулак. На ладони лежал маленький кусочек стекла. Следом блестящие осколки стали показывать дети, жена Акухо, мама, папа, тетя, дядя Умзай и двоюродный дядя Бхко. Последней, кусок заново разбитой витрины тётушки Ло, продемонстрировала бабушка Чуго. Старушка радостно улыбалась беззубым ртом и хихикала, предвкушая чудесную неделю в раю. Где кормят три раза в день, есть надежная крыша, теплые одеяла, и совершенно не водятся крокодилы.
Александр Горбов
Ссылки по теме:
- Неожиданные отражения, которые заставляют краснеть
- ФСБ — единственная организация в стране, где вас готовы принять круглосуточно
- Британка в шутку написала, что ищет кандидата на роль мужа. И получила резюме, которому не смогла отказать
- Всегда есть чему учиться: 17 гениальных объяснительных
- Дорохо-бохато. Что бывает, когда деньги встречаются с безвкусицей
Новости партнёров
реклама
Вот, к примеру, фото:
Но наше восприятие воспринимает левое фото без особых эмоций, как само собой разумеющееся, в то время как правое фото приводит, обычно, к негативу и оскорблениям. Хотя, повторюсь, на обоих фотографиях мужчины в платьях, и с бородами.
Культурологический отстраненный взгляд, не ангажированный религиозным благоговением, и пиететом перед предметами, символами и доктринами собственного культа, присущего определенной цивилизации дает иногда ошеломительные результаты на историю развития, объясняя те, или иные вещи, и разницу в их восприятии разными же цивилизациями.
Христианин носит нательные кресты, ладанки, амулеты, иконки и прочие предметы культа даже не задумываясь ни об их происхождении, ни об их значении, для него это все обыденно и привычно. Согласно привычке христианин считает Библию исполненной мудрости, житейским опытом, духовностью, и истиной. Хотя это просто связка страниц с текстом. Поэтому, когда в знаменитой Резне в Кахамарке конкистадоры предложили Атаульпе постичь высшую мудрость, которую изъясняет Библия, они подали ему стопку листов с переплетом, и полистав ее, Атаульпа возразил, что книга совсем не говорит, что его обманывают, и бросил ее на землю, дав тем самым предлог миссионерам и конкистадорам к началу массового избиения.