5525
9
Восточный фронт глазами солдат вермахта.....
×
...Служба моя началась в конце 41-го. Сначала водителем. Грузчиками у нас были русские перебежчики. Во время войны перебегало много народу и с одной стороны, и с другой. Наши начинали перебегать перед большими сражениями. Кто-то умереть боялся, кто-то воевать не хотел, вот и бежали. Пока в плену пересидят, потом в тылу, а там и война окончится. Однажды два наших солдата убежали к русским, а через пару дней мы услышали их голоса по радио. Они предлагали нашим солдатам сдаваться в плен...
...Меня направили в школу унтер-офицеров и в 1942 году присвоили звание сержант. Я воевал в Ростове, в Севастополе. После ранения лечился у себя дома, в Германии. Потом меня вернули в мою дивизию. У нас всегда так-воюют люди там, куда их изначально направили. И даже после ранений мы возвращались в свои войска. Каждый год нас отпускали домой отдохнуть. Но к середине войны перестали давать отпуска. Только ранение или смерть могли освободить нас от службы...
...Меня направили в школу унтер-офицеров и в 1942 году присвоили звание сержант. Я воевал в Ростове, в Севастополе. После ранения лечился у себя дома, в Германии. Потом меня вернули в мою дивизию. У нас всегда так-воюют люди там, куда их изначально направили. И даже после ранений мы возвращались в свои войска. Каждый год нас отпускали домой отдохнуть. Но к середине войны перестали давать отпуска. Только ранение или смерть могли освободить нас от службы...
...Мы как могли, хоронили убитых. Когда получалось, делали отдельные могилы для каждого солдата или офицера. Но когда отступали в бою, то просто прикапывали убитых. А бывало, что и вовсе бросали на дорогах..
...В начале войны нам говорили о том, что мы молодцы из-за того, что опередили русских. Потому что они готовили нападение на нас и планировали начать войну первыми. Но скоро стало ясно, что нас обманули. Мы завязли здесь, в этой холодной стране. Потом нам сказали, что если станем отступать, то русские придут грабить наши дома в Германии и убивать наших детей. В 1942 году среди солдат ходили слухи, что Сталин и Гитлер подружатся. Тогда мы сможем вместе воевать против Англии и Америки...
...В начале войны нам говорили о том, что мы молодцы из-за того, что опередили русских. Потому что они готовили нападение на нас и планировали начать войну первыми. Но скоро стало ясно, что нас обманули. Мы завязли здесь, в этой холодной стране. Потом нам сказали, что если станем отступать, то русские придут грабить наши дома в Германии и убивать наших детей. В 1942 году среди солдат ходили слухи, что Сталин и Гитлер подружатся. Тогда мы сможем вместе воевать против Англии и Америки...
...За нашими настроениями постоянно следили. Как-то солдат написал домой письмо, в котором рассказал, что не верит в нашу победу и ругал фюрера. Офицеры по пропаганде узнали об этом, и солдата расстреляли. В конце войны я узнал, что очень многих солдат и офицеров расстреляли по этой статье...
...Вскоре к местному населению мы стали относиться равнодушно. Мы их не обижали, но и не жалели. Нам было все равно. Особенно, если мы отступали. Приходили, вставали на позицию и наш офицер говорил им, чтобы уходили. Объяснял, что скоро здесь будет сражение. Что с ними будет дальше нас не интересовало...
...Вскоре к местному населению мы стали относиться равнодушно. Мы их не обижали, но и не жалели. Нам было все равно. Особенно, если мы отступали. Приходили, вставали на позицию и наш офицер говорил им, чтобы уходили. Объяснял, что скоро здесь будет сражение. Что с ними будет дальше нас не интересовало...
..Я считаю, что русская артиллерия была очень сильная. Они хорошо умели маскироваться. Зачастую их пушку можно было заметить только когда она давала залп. Особенно мы боялись реактивных установок. Русские их звали Катюша. После них оставалась одна выжженная земля. Еще я видел танк Т-34. Два наших бойца ушли в окоп на передовой. Началась атака и на наши окопы пошли русские танки. Один из них подъехал к дозорному окопу, развернулся на нем несколько раз, закопал наших заживо и уехал...
...В начале боевых действий, нас учили в учебных полках. Но чем дольше мы воевали, тем меньше нас учили. В 1944 году стали приходить вообще не обстрелянные солдаты, которые и оружия в руках не держали. Даже офицеров грамотных меньше стало, и многие только копать окопы умели, а про остальное ничего не знали...
...Когда мы бывали на передовой, нас кормили нормально. И даже горячая еда была. Но во время боя только консервы и сухой паек. Если затишье - по утрам мы пили кофе, ели хлеб и масло. Во время обеда давали суп, мясо, сало. Ужинали кашей, хлебом и кофе. К концу войны стало не хватать продовольствия. Бывало, на сутки выдавали банку консервов и печенье. Когда боец по какой-то причине уезжал в другую часть, он там не питался. Нельзя было. Ему выдавался паек. У румынов было несколько кухонь и все разные. Самая первая для солдат, следующая для сержантов, потом для офицеров, и у каждого старшего офицера был личный повар. Поэтому в румынской армии преобладала ненависть между бойцами и офицерами. Они ненавидели и презирали друг друга. Я такой армии больше не видел. Румыны обменивали оружие на наши деньги или еду...
...В начале боевых действий, нас учили в учебных полках. Но чем дольше мы воевали, тем меньше нас учили. В 1944 году стали приходить вообще не обстрелянные солдаты, которые и оружия в руках не держали. Даже офицеров грамотных меньше стало, и многие только копать окопы умели, а про остальное ничего не знали...
...Когда мы бывали на передовой, нас кормили нормально. И даже горячая еда была. Но во время боя только консервы и сухой паек. Если затишье - по утрам мы пили кофе, ели хлеб и масло. Во время обеда давали суп, мясо, сало. Ужинали кашей, хлебом и кофе. К концу войны стало не хватать продовольствия. Бывало, на сутки выдавали банку консервов и печенье. Когда боец по какой-то причине уезжал в другую часть, он там не питался. Нельзя было. Ему выдавался паек. У румынов было несколько кухонь и все разные. Самая первая для солдат, следующая для сержантов, потом для офицеров, и у каждого старшего офицера был личный повар. Поэтому в румынской армии преобладала ненависть между бойцами и офицерами. Они ненавидели и презирали друг друга. Я такой армии больше не видел. Румыны обменивали оружие на наши деньги или еду...
..У нас с солдатами СС были не простые отношения. Конечно они были более сильными, чем мы, питание и экипировка лучше, чем у нас. Они с нами не хотели общаться и глядели на нас свысока. Еще эсэсовцы были очень жестокими. Русские их в плен никогда не брали. Однажды мы угнали грузовик у эсэсовцев. Они завязли в грязи и пошли искать подкрепление. Мы грузовик вытащили и перегнали в свою часть. В части перекрасили, поменяли отличительные знаки. Наши офицеры очень на нас кричали, но никому ничего не сказали. А машина нас потом не один раз выручала. Правда, если бы эта машина была наших частей Вермахта, мы бы ее не угоняли...
...Офицеры с солдатами Вермахта почти не общались. Потому что не имели права. Мы могли общаться только с фельдфебелем. Он нам передавал приказы от офицеров. Высшее руководство мы вообще никогда не видели. Между нами была огромная дистанция. Однажды я слышал как наш командир докладывал генералу по телефону, что если мы пойдем в атаку, то половина солдат погибнет. На что генерал сказал, что Фюрер все одобряет и пусть солдаты погибнут в бою за Германию. Тогда я понял, что мы пушечное мясо для генералов...
...Я очень испугался атаки русских, и решил обмануть всех. Когда началась атака я выстрелил себе в ногу через булку хлеба и сказал, что меня подстрелили. Меня отправили в госпиталь и в часть я вернулся в 1944 году. В том бою наших погибло около тысячи человек...
...Офицеры с солдатами Вермахта почти не общались. Потому что не имели права. Мы могли общаться только с фельдфебелем. Он нам передавал приказы от офицеров. Высшее руководство мы вообще никогда не видели. Между нами была огромная дистанция. Однажды я слышал как наш командир докладывал генералу по телефону, что если мы пойдем в атаку, то половина солдат погибнет. На что генерал сказал, что Фюрер все одобряет и пусть солдаты погибнут в бою за Германию. Тогда я понял, что мы пушечное мясо для генералов...
...Я очень испугался атаки русских, и решил обмануть всех. Когда началась атака я выстрелил себе в ногу через булку хлеба и сказал, что меня подстрелили. Меня отправили в госпиталь и в часть я вернулся в 1944 году. В том бою наших погибло около тысячи человек...
...В конце войны я попал в Севастополь. Русские уже были в Крыму. Когда несколько наших самолетов летело, два из них сбили русские. Мы думали, что и в нас начнут стрелять. Но самолеты улетели. В Крыму я успел повоевать несколько месяцев. Это были самые тяжелые дни моей жизни. Русские подходили к Севастополю. Нас послали на гору и сказали, что мы должны там окопаться и что там никого нет. Но мы очутились в засаде. В нас стали отовсюду стрелять. Осколки от гранат застряли у меня в ногах. Я притворился мертвым, русские ходили мимо меня. Наверное я остался один среди убитых. Когда стемнело, я выполз к своим. В Севастополе уже был хаос, никто не отдавал приказов, каждый был сам по себе. В какой-то момент мы услышали, что русские вошли в город. Было жутко смотреть, как некоторые сходили с ума и бегали с криками по городу, а другие с бутылками вина танцевали на площади среди цыган...
Еще крутые истории!
- "Виделись один раз": женщины рассказали о своих отношениях со свекровями
- В США арестовали отца, который довёл до смерти 6-летнего сына
- "Чтобы провести интернет - нужно перекрыть всю улицу": пользователи рассказали, что их больше всего удивило в других странах
- "Сделала интимные фото и отправила коллегам": неловкий момент, когда по ошибке написал не в тот чат
- Девушку раскритиковали за откровенное платье на свадьбе
Новости партнёров
реклама
Откуда цыгане?!
История
Вторая Мировая Война
Воспоминания немецкого солдата Гельмута Клауссмана, ефрейтора 111-ой пехотной дивизии
Самый трудный бой
После ранения меня перекинули в Севастополь, когда русские уже отрезали Крым. Мы летели из Одессы на транспортных самолётах большой группой и прямо у нас на глазах русские истребители сбили два самолёта битком набитых солдатами. Это было ужасно! Один самолёт упал в степи и взорвался, а другой упал в море и мгновенно исчез в волнах. Мы сидели и бессильно ждали - кто следующий. Но нам повезло - истребители улетели. Может быть, у них кончалось горючее или закончились патроны. В Крыму я отвоевал четыре месяца.
И там под Севастополем был самый трудный в моей жизни бой. Это было в первых числах мая, когда оборона на Сапун-горе уже была прорвана и русские приближались к Севастополю.
Остатки нашей роты - примерно тридцать человек - послали через небольшую гору, чтобы мы вышли атакующему нас русскому подразделению во фланг. Нам сказали, что на этой горе никого нет. Мы шли по каменному дну сухого ручья и неожиданно оказались в огненном мешке. По нам стреляли со всех сторон. Мы залегли среди камней и начали отстреливаться, но русские были среди зелени - их не было видно, а мы были, как на ладони, и нас одного за другим убивали. Я не помню, как, отстреливаясь из винтовки, я смог выползти из-под огня. В меня попало несколько осколков от гранат. Особенно досталось ногам. Потом я долго лежал между камней и слышал, как вокруг ходят русские. Когда они ушли, я осмотрел себя и понял, что скоро истеку кровью. В живых, судя по всему, я остался один. Очень много было крови, а у меня ни бинта, ничего! И тут я вспомнил, что в кармане френча лежат презервативы. Их нам выдали по прилёту вместе с другим имуществом. И тогда я из них сделал жгуты, потом разорвал рубаху и из неё сделал тампоны на раны и перетянул их жгутами, а потом, опираясь на винтовку и сломанный сук, стал выбираться.
Вечером я выполз к своим
В Севастополе уже полным ходом шла эвакуация из города, русские с одного края вошли в город, и власти в нём не было никакой. Каждый был сам за себя.
Я никогда не забуду картину, как нас на машине везли по городу и машина сломалась. Шофёр взялся её чинить, а мы смотрели через борт вокруг себя. Прямо перед нами на площади несколько офицеров танцевали с какими-то женщинами, одетыми цыганками. У всех в руках были бутылки вина. Было какое-то нереальное чувство. Они танцевали, как сумасшедшие. Это был пир во время чумы.
Меня эвакуировали с Херсонеса вечером 10-го мая уже после того, как пал Севастополь. Я не могу вам передать, что творилось на этой узкой полоске земли. Это был ад! Люди плакали, молились, стрелялись, сходили с ума, насмерть дрались за место в шлюпках. Когда я прочитал мемуары какого-то генерала-болтуна, который рассказывал о том, что с Херсонеса мы уходили в полном порядке и дисциплине и что из Севастополя были эвакуированы почти все части 17-й армии, мне хотелось смеяться. Из всей моей роты в Констанце я оказался один! А из нашего полка оттуда вырвалось меньше ста человек!** Вся моя дивизия легла в Севастополе. Это факт!
Альфред Дюрвангер, лейтенант, командир противотанковой роты 28-й пехотной дивизии, наступавшей из Восточной Пруссии через Сувалки: Когда мы вступили в первый бой с русскими, они нас явно не ожидали, но и неподготовленными их никак нельзя было назвать. Энтузиазма [у нас] не было и в помине! Скорее всеми овладело чувство грандиозности предстоящей кампании. И тут же возник вопрос: где, у какого населенного пункта эта кампания завершится?
Артиллерист противотанкового орудия Иоганн Данцер, Брест, 22 июня 1941 года: В самый первый день, едва только мы пошли в атаку, как один из наших застрелился из своего же оружия. Зажав винтовку между колен, он вставил ствол в рот и надавил на спуск. Так для него окончилась война и все связанные с ней ужасы
Генерал Гюнтер Блюментритт, начальник штаба 4-й армии: Поведение русских даже в первом бою разительно отличалось от поведения поляков и союзников, потерпевших поражение на Западном фронте. Даже оказавшись в кольце окружения, русские стойко оборонялись
Шнайдербауэр, лейтенант, командир взвода 50-мм противотанковых орудий 45-й пехотной дивизии о боях на Южном острове Брестской крепости: Бой за овладение крепостью ожесточенный многочисленные потери Там, где русских удалось выбить или выкурить, вскоре появлялись новые силы. Они вылезали из подвалов, домов, из канализационных труб и других временных укрытий, вели прицельный огонь, и наши потери непрерывно росли (из боевых донесений 45-й пехотной дивизии вермахта, которой был поручен захват Брестской крепости; дивизия насчитывала 17 тысяч человек личного состава против захваченного врасплох 8-тысячного гарнизона крепости; только за первые сутки боев в России дивизия потеряла почти столько же солдат и офицеров, сколько за все 6 недель кампании во Франции).
Эти метры превратились для нас в сплошной ожесточенный бой, не стихавший с первого дня. Все кругом уже было разрушено почти до основания, камня на камне не оставалось от зданий Саперы штурмовой группы забрались на крышу здания как раз напротив нас. У них на длинных шестах были заряды взрывчатки, они совали их в окна верхнего этажа подавляли пулеметные гнезда врага. Но почти безрезультатно русские не сдавались. Большинство их засело в крепких подвалах, и огонь нашей артиллерии не причинял им вреда. Смотришь, взрыв, еще один, с минуту все тихо, а потом они вновь открывают огонь .
Меллентин Фридрих фон Вильгельм, генерал-майор танковых войск, начальник штаба 48-го танкового корпуса, впоследствии начальник штаба 4-й танковой армии: Можно почти с уверенностью сказать, что ни один культурный житель Запада никогда не поймет характера и души русских. Знание русского характера может послужить ключом к пониманию боевых качеств русского солдата, его преимуществ и методов его борьбы на поле боя. Стойкость и душевный склад бойца всегда были первостепенными факторами в войне и нередко по своему значению оказывались важнее, чем численность и вооружение войск
Никогда нельзя заранее сказать, что предпримет русский: как правило, он мечется из одной крайности в другую. Его натура так же необычна и сложна, как и сама эта огромная и непонятная страна Иногда пехотные батальоны русских приходили в замешательство после первых же выстрелов, а на другой день те же подразделения дрались с фанатичной стойкостью Русский в целом, безусловно, отличный солдат и при искусном руководстве является опасным противником .
Ганс Беккер, танкист 12-й танковой дивизии: На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть .
Из воспоминаний артиллериста противотанкового орудия о первых часах войны: Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!
Гофман фон Вальдау, генерал-майор, начальник штаба командования Люфтваффе, запись в дневнике от 31 июня 1941 года: Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого Ожесточенное сопротивление, его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным предположениям .
Из интервью военному корреспонденту Курицио Малапарте (Зуккерту) офицера танкового подразделения группы армий Центр : Мы почти не брали пленных, потому что русские всегда дрались до последнего солдата. Они не сдавались. Их закалку с нашей не сравнить
Эрхард Раус, полковник, командир кампфгруппы Раус о танке КВ-1, расстрелявшем и раздавившем колонну грузовиков и танков и артиллерийскую батарею немцев; в общей сложности экипаж танка (4 советских воина) сдерживал продвижение боевой группы Раус (примерно полдивизии) двое суток, 24 и 25 июня: Внутри танка лежали тела отважного экипажа, которые до этого получили лишь ранения. Глубоко потрясенные этим героизмом, мы похоронили их со всеми воинскими почестями. Они сражались до последнего дыхания, но это была лишь одна маленькая драма великой войны. После того, как единственный тяжелый танк в течение 2 дней блокировал дорогу, она начала-таки действовать
Из дневника обер-лейтенанта 4-й танковой дивизии Хенфельда: 17 июля 1941 года. Сокольничи, близ Кричева. Вечером хоронили неизвестного русского солдата (речь идет о 19-летнем старшем сержанте-артиллеристе Николае Сиротинине). Он один стоял у пушки, долго расстреливал колонну танков и пехоту, так и погиб. Все удивлялись его храбрости Оберст перед могилой говорил, что если бы все солдаты фюрера дрались, как этот русский, мы завоевали бы весь мир. Три раза стреляли залпами из винтовок. Все-таки он русский, нужно ли такое преклонение?
Из признания батальонному врачу майора Нойхофа, командира 3-го батальона 18-го пехотного полка группы армий Центр ; успешно прорвавший приграничную оборону батальон, насчитывавший 800 человек, был атакован подразделением из 5 советских бойцов: Я не ожидал ничего подобного. Это же чистейшее самоубийство атаковать силы батальона пятеркой бойцов .
Из письма пехотного офицера 7-й танковой дивизии о боях в деревне у реки Лама, середина ноября 1941-го года: В такое просто не поверишь, пока своими глазами не увидишь. Солдаты Красной армии, даже заживо сгорая, продолжали стрелять из полыхавших домов .
Меллентин Фридрих фон Вильгельм, генерал-майор танковых войск, начальник штаба 48-го танкового корпуса, впоследствии начальник штаба 4-й танковой армии, участник Сталинградской и Курской битв: Русские всегда славились своим презрением к смерти; коммунистический режим еще больше развил это качество, и сейчас массированные атаки русских эффективнее, чем когда-либо раньше. Дважды предпринятая атака будет повторена в третий и четвёртый раз, невзирая на понесенные потери, причем и третья, и четвертая атаки будут проведены с прежним упрямством и хладнокровием
Они не отступали, а неудержимо устремлялись вперед. Отражение такого рода атаки зависит не столько от наличия техники, сколько от того, выдержат ли нервы. Лишь закаленные в боях солдаты были в состоянии преодолеть страх, который охватывал каждого .
Фриц Зигель, ефрейтор, из письма домой от 6 декабря 1941 года: Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Хорошо бы, если бы там наверху хотя бы прислушались к нам, иначе всем нам здесь придется подохнуть .
Из дневника немецкого солдата: 1 октября. Наш штурмовой батальон вышел к Волге. Точнее, до Волги еще метров 500. Завтра мы будем на том берегу, и война закончена.
3 октября. Очень сильное огневое сопротивление, не можем преодолеть эти 500 метров. Стоим на границе какого-то хлебного элеватора.
6 октября. Чертов элеватор. К нему невозможно подойти. Наши потери превысили 30%.
10 октября. Откуда берутся эти русские? Элеватора уже нет, но каждый раз, когда мы к нему приближаемся, оттуда раздается огонь из-под земли.
15 октября. Ура, мы преодолели элеватор. От нашего батальона осталось 100 человек. Оказалось, что элеватор обороняли 18 русских, мы нашли 18 трупов (штурмовавший этих героев 2 недели батальон гитлеровцев насчитывал около 800 человек).
Губерт Коралла, ефрейтор санитарного подразделения 17-й танковой дивизии, о боях вдоль шоссе Минск-Москва: Они сражались до последнего, даже раненые и те не подпускали нас к себе. Один русский сержант, безоружный, со страшной раной в плече, бросился на наших с саперной лопаткой, но его тут же пристрелили. Безумие, самое настоящее безумие. Они дрались, как звери, и погибали десятками .
Из письма матери солдату вермахта: Мой дорогой сынок! Может, ты все же отыщешь клочок бумаги, чтобы дать о себе знать. Вчера пришло письмо от Йоза. У него все хорошо. Он пишет: Раньше мне ужасно хотелось поучаствовать в наступлении на Москву, но теперь я был бы рад выбраться изо всего этого ада .
Поздним вечером наш взвод собрали в сараях и объявили: Завтра нам предстоит вступить в битву с мировым большевизмом . Лично я был просто поражен, это было как снег на голову, а как же пакт о ненападении между Германией и Россией? Я все время вспоминал тот выпуск Дойче вохеншау , который видел дома и в котором сообщалось о заключенном договоре. Я не мог и представить, как это мы пойдем войной на Советский Союз .
Ефрейтор Эрих Шютковски:
Лично я, бросив взгляд на карту, на все эти просторы, задумался, мне вспомнилась участь Наполеона, постигшая его в России. Но я вскоре об этом позабыл. Позади было столько побед, что никто из нас всерьез не задумывался о поражении .
Все это кончится через каких-нибудь три недели, нам было сказано, другие были осторожнее в прогнозах они считали, что через 2-3 месяца. Нашелся один, кто считал, что это продлится целый год, но мы его на смех подняли: А сколько потребовалось, чтобы разделаться с поляками?Л с Францией? Ты что, забыл?
Военный водитель Бенно Цайзер.
Наступление продолжается. Мы непрерывно продвигаемся вперед по территории противника, приходится постоянно менять позиции. Ужасно хочется пить. Нет времени проглотить кусок. К10утра мы были уже опытными, обстрелянными бойцами, успевшими немало повидать: брошенные неприятелем позиции, подбитые и сгоревшие танки и машины, первые пленные, первые убитые русские .
Унтер-офицер Гельмут Пабст.
Мы начали войну на Востоке, не разделавшись с той, что шла на Западе. А ведь однажды война на два фронта уже имела печальные последствия для Германии .
Лейтенант из 74-й пехотной дивизии:
Я уже сейчас могу сказать, что месяца через полтора, от силы два, флаг со свастикой будет реять над московским Кремлем. Более того, в этом году мы покончим с Россией и уложим на лопатки томми ... Да! Ни для кого не секрет, что месяц спустя наш непобедимый вермахт будет стоять у ворот Москвы. До Москвы от Сувалок всего ничего, каких-нибудь 1000 километров. От нас всего лишь требуется еще один блицкриг. Только мы можем так наступать. Вперед, вперед и только вперед, за нашими танками пойдем мы, обрушивая на русских пули, осколки и снаряды. Большего от нас никто не требует .
Артиллерист противотанкового орудия Иоганн Данцер:
5 самый первый день, едва только мы пошли в атаку, как один из наших застрелился из своего же оружия. Зажав винтовку между колен, он вставил ствол в рот и надавил на спуск. Так для него окончилась война и все связанные с ней ужасы .
Карл Фукс, командир танка 25-го танкового полка:
Вчера, как и позавчера, мне удалось подбить в общей сложности два вражеских танка! Так что не за горами и первая боевая награда. На войне, на самом деле, не так уж и страшно, ясно одно: русские бегут, как зайцы, а мы их подгоняем. Все мы верим в скорую и окончательную победу!
Лейтенант Гейнц Кноке, пилот истребителя Me-109:
Эффект внезапности был полнейшим. Одно из казарменных зданий занялось ярким пламенем. Взрывы сдирали брезент с грузовиков, переворачивали их. Внизу все походило на растревоженный муравейник, русские метались кто куда. Сыны Сталина в одних подштанниках бежали под деревья в поисках укрытия .
Начальник штаба ОКВ Гальдер:
После первоначального столбняка , вызванного внезапностью нападения, противник перешел к активным действиям .
Вдруг головы всех словно по команде повернулись направо. Мы увидели первого за эту кампанию убитого русского, словно воплощавшего собой всю разрушительную силу войны. Монголоидное лицо, изуродованное в бою, разодранное обмундирование, голый живот, весь в ранах от осколков. Колонна, чуть замедлившая движение, вновь устремилась вперед. Я, под впечатлением только что увиденного, откинулся на сиденье .
Лейтенант Гельмут Ритген:
В плен никто не сдавался, поэтому и пленных практически не было. Между прочим, наши танки довольно быстро расстреляли весь боекомплект, а такого не случалось нигде нив Польше, ни во Франции .
Майор граф Иоганн фон Кильманзег
Сначала бои, завязавшиеся непосредственно у границы, они носили крайне ожесточенный характер. Потом нам пришлось затратить много усилий у линии Сталина укрепленной линии русских. Геббельс постоянно говорил о разгроме противника, но ничего такого и в помине не было .
Корреспондент Артур Гримм:
Враг, будучи не в состоянии удержать нас, постоянно пытается вовлечь нас в крупные сражения. Но нас всегда заблаговременно предупреждали о его намерениях, и мы обходили его в ходе ночных маршей .
И хотя танкисты не замечали пехоты в открытом поле, она была, советские пехотинцы прятались в пшенице, так что заметить их было крайне трудно или вовсе невозможно .
Лейтенант Гельмут Ритген:
...в корне изменилось само понятие ведения танковой войны, машины КВ ознаменовали совершенно иной уровень вооружений, бронезащиты и веса танков. Немецкие танки вмиг перешли в разряд исключительно противопехотного оружия... Отныне основной угрозой стали неприятельские танки, и необходимость борьбы с ними потребовала нового вооружения мощных длинноствольных пушек большего калибра .
Майор граф Иоганн фон Кильманзег:
На уровне дивизии мы имели возможность убедиться, впервые за всю эту войну, что опасность поражения вполне реальна. Это был один из тяжелейших моментов, которые мне пришлось пережить за годы войны .
Военный корреспондент Артур Гримм:
Впереди простирается равнина, кое-где перерезанная невысокими взгорьями. Редкие деревца, небольшие рощицы. На листьях деревьев лежит толстый слой пыли, придающий им странный вид в лучах палящего солнца. Здесь, в сельской местности, преобладают три цвета бурый, серый и зеленый, изредка разбавленные золотистой желтизной ржи. И надо всем этим клубы дыма вздымаются к небу от подбитых танков и догорающих деревень.
Редколесье и необозримые поля пшеницы, внешне мирные, таят в себе угрозу для нас. Выстрела можно ожидать из-за каждого деревца или кустика, из гущи колосьев .
Артиллерист противотанкового батальона:
Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!
Военный корреспондент Бернд Оверхюз:
Что произошло? Оказывается, один советский танк и грузовик каким-то образом оказались в колонне немцев. Судя по всему, они некоторое время ехали параллельно, после него решили открыть по нам огонь из счетверенного пулемета, установленного в кузове. Отрывистая команда одного из офицеров восстановила порядок. И танк, и грузовик были подожжены и выведены, таким образом, из строя .
Унтер-офицер Роберт Рупп:
Мнения относительно необходимости расстреливать комиссаров диаметрально расходились. Был случай, когда батальон мотоциклистов расстрелял жителей одной деревни, включая женщин и детей. Перед этим их заставили самих выкопать для себя могилы. Это произошло потому, что жители этого села помогали русским организовать засаду, в которой погибли несколько наших мотоциклистов .
Один германский офицер военному корреспонденту Курицио Малапарте:
Он рассуждал, как солдат, избегая эпитетов и метафор, ограничиваясь лишь аргументацией, непосредственно имевшей отношение к обсуждаемым вопросам. Мы почти не брали пленных, рассказывал он, потому что русские всегда дрались до последнего солдата. Они не сдавались. Их закалку с нашей не сравнить...
Лейтенант Хорст Цобель:
Бывало, что мы круглыми сутками не вылезали из танков. Нет, нет, не подумайте, что мы действительно в течение 24 часов вели непрерывные бои, нет. Конечно, случались паузы, когда можно было полчаса прикорнуть. Спали либо в танках, там было тепло от двигателя. А иногда и вырывали окопчики под танками и укладывались туда, так было спокойнее, по крайней мере, можно было не опасаться ночных бомбардировщиков .
Генерал Гюнтер Блюментритт, начальник штаба 4-й армии:
Поведение русских даже в первом бою разительно отличалось от поведения поляков и союзников, потерпевших поражение на Западном фронте. Даже оказавшись в кольце окружения, русские стойко оборонялись .
Фон Бок:
Подумывают даже о том, чтобы остановить танковые группировки. Если это произойдет, то будет означать отказ от доставшейся нам большой кровью победы в только что от-гремевшей битве; это будет означать и передышку для русских, что позволит им создать на перешейке Орша Витебск оборонительный фронт, иными словами, это будет непоправимой ошибкой! По моему мнению, мы и так слишком увлеклись выжиданием .
Военный летчик Ганс-Август Фовинкель:
Смоленск ставший в свое время местом гибели великого завоевателя; Березина, где и довершился разгром. Стоило мне произнести про себя эти два названия, как я почувствовал, будто заглянул в глубины истории. Но историческим событиям того периода не суждено повториться, их смысл и значение ныне уже совершенно другие .
Гауптштурмфюрер Клинтер:
Над нами со свистом продолжали проноситься снаряды, разрываясь в гуще врага. В воздух летели изувеченные тела и винтовки...
Это не имело ни малейшего смысла. Раненые русские валялись по обе стороны шоссе. Их третья по счету атака захлебнулась, и от криков тяжелораненых у меня кровь в жилах стыла!
Военный врач Коралл:
Русские, выбравшись из кювета, поползли к нам и начали бросать в нас гранаты. Мы выстрелами из пистолетов припугнули их, затем стали пробираться к своим .
Они сражались до последнего, даже раненые и те не подпускали нас к себе. Один русский сержант, безоружный, со страшной раной в плече, бросился на наших с саперной лопаткой, но его тут же пристрелили. Безумие, самое настоящее безумие. Они дрались, как звери, и погибали десятками .
Фон Бок:
Они надвигались на нас без артподготовки, даже без офицеров во главе наступавших. Вопя осипшими глотками, они неслись вперед, и земля дрожала от топота их сапожищ. Мы подпустили их метров на 50, после чего открыли огонь, кося их рядами. Трупы громоздились друг на друга. Разбившись на небольшие группы, они, даже не пытаясь использовать рельеф местности, не прикрываясь, хотя местность вполне позволяла, двигались прямо на наши пули. Раненые кричали, но все-таки продолжали отстреливаться. Атаковавшие устремлялись вперед волнами, упираясь в груды тел .
Рядовой Менк:
Орудие приходилось заряжать постоянно, только мелькают руки заряжающего. Приходилось периодически менять перегретые стволы орудия для этого расчет вынужден был вылезать за бронированный щиток. Раскаленный ствол вытаскивали голыми руками, отчего ладони покрывались волдырями ожогов. Повсюду мелькали руки, эти постоянные крики подать заряды, люди не слышали их, оттого что глохли от выстрелов... за всем этим на страх уже просто времени не хватало мы были вынуждены вести огонь беспрерывно, потому что русские метр за метром неудержимо приближались .
Унтер-офицер Вильгельм Прюллер:
Никого еще не видел злее этих русских. Настоящие цепные псы! Никогда не знаешь, что от них ожидать. И откуда у них только берутся танки и все остальное?!
Директива за подписью Йодля и Браухича:
Капитуляция Ленинграда или в будущем Москвы не будут приняты, даже в случае, если таковые буду предложены неприятельской стороной .
Иоганнес Хаферкамп, пехотинец, воевавший под Ленинградом, после войны в сжатой форме сформулировал дилемму:
Русские прекрасно понимали, что немцы наглухо закрыли все выходы из города, создав вокруг Ленинграда кольцо блокады. Таким образом, все его жители оказались в положении приговоренных к смертной казни через голод и болезни. Какие меры следовало предпринять Красной Армии для прорыва кольца окружения города? И какие меры планируют принять русские для обеспечения жителей хотя бы минимумом продуктов питания ? Все дело в том, что население было обречено на вымирание, именно это и входило в планы нашего верховного командования .
Артиллерист Вернер Адамчик:
Если ему верить, все оказалось мрачнее некуда. Красные бьются насмерть, несмотря ни на какие потери. Хотя наступление идет быстрыми темпами, все равно непонятно, когда и чем все это закончится, к тому же у русских больше людей, намного больше .
Я сразу понял, что они боролись до конца и отступать не собирались. Если это не героизм, то что же? Неужели одни только комиссары гнали их на смерть? Как-то не похоже. Не видно было среди них комиссарских трупов .
Военный корреспондент Феликс Лютцендорф, служивший в эсэсовских частях на Украине, писал:
Это бескрайняя страна под бескрайним небом с уходящими в бесконечность дорогами. Все города и села здесь похожи друг на друга. Все население одинаково одинаковые женщины и дети, стоящие по обочинам дорог, у одинаковых колодцев, у одинаковых скотных дворов... Стоит колонне съехать с дороги на поле, приходится ежеминутно сверяться с компасом, ты ощущаешь себя мореплавателем в необозримом океане .
Рядовой Гюнтер ван Сохевен:
Здесь нет никаких внятных ориентиров, одна только бесконечность. А противников все больше. И встречается он все чаще, несмотря на приносимые нами жертвы .
Танкист Карл Фукс:
Тут не увидишь мало-мальски привлекательного, умного лица. Сплошная дичь, забитость, ни дать ни взять дебилы. И вот эта мразь под предводительством жидов и уголовников намеревалась подмять под себя Европу и весь остальной мир. Слава богу, наш фюрер Адольф Гитлер не допустил этого .
Рядовой Герман Хайс:
Русский солдат ткнул меня штыком в грудь... потом еще раз семь в спину. Я лежал неподвижно, как труп. Русские подумали, что прикончили меня... Я слышал стоны моих товарищей и тут же потерял сознание .
Один солдат в письме своему бывшему школьному учителю:
Разница между тем, что вы мне внушали, и тем, что мне здесь приходится видеть и переживать, огромная. И я просто не в состоянии описать здешнюю обстановку, не испытывая конфликта со своей совестью .
Командир 4-го пехотного полка СС Дер фюрер :
Кампания на Востоке начиналась весьма сурово. Мы были твердо убеждены в необходимости этой великой битвы, мы все верили нашим вождям, в нашу мощь, мы не сомневались в том, что выйдем из этой схватки победителями. Однако, невзирая на наше доверие, на нашу веру в себя и свои силы, червь сомнения заполз в наши души, когда мы ударный кулак блицкрига глубже и глубже продвигались в необозримые просторы России. Мы не разделяли неоправданный оптимизм многих, кто надеялся отпраздновать Рождество 1941 года дома. Красная Армия оставалась для нас тайной за семью печатями, ее приходилось принимать всерьез и ни в коем случае не недооценивать. Наши цели все дальше и дальше отступали в неизвестность .
Генерал Гюнтер Блюментритт:
И теперь, когда Москву можно было разглядеть невооруженным глазом, настроение солдат и командиров круто изменилось. С изумлением и разочарованием мы в конце октября начале ноября наблюдали за русскими, убеждаясь в том, что им, похоже, и дела нет до того, что их основные силы разгромлены. За эти недели сопротивление противника только усилилось, с каждым днем схватки с ним приобретали все более ожесточенный характер .
Генерал танковых войск Герман Бальк:
Русские абсолютно непредсказуемый народ, человеку западному крайне трудно понять их образ мышления. Они весьма напоминают стадных животных, стоит только где-нибудь в таком стаде возникнуть очагу паники, как она мгновенно перекидывается на его оставшуюся часть, что приводит к хаосу. Но что именно способно посеять эту панику, неизвестно .
Ротный фельдфебель Шифф:
Успевшие отрасти бороды придают всем нам сходство с подводниками, руки наши покрыты коркой грязи. Когда же мы в последний раз стирали обмундирование? Когда мылись сами? Похоже, не один месяц успел миновать. Тело одеревенело от постоянного лежания скрючившись в траншеях и окопах. Ни рук, ни ног не чувствуешь от холода! Зато чувствуешь, как тебя поедают вши. А где наши добрые товарищи, сражавшиеся плечом к плечу с нами?
Немецкий пехотинец:
Так что же ? С винтовкой, что ли, на них (на русские танки) идти ? С таким же успехом можно повернуться к ним задом и просто-напросто пукнуть посильнее. Тебе просто в голову не приходит палить по ним из винтовки, ты просто съеживаешься и сидишь как мышь под метлой, моля Бога, чтобы он тебя не заметил, потому что от страха и шевельнуться не можешь...
Унтер-офицер из зенитного полка:
Сколько мы еще пробудем здесь, зависит от того, как пройдет эта операция. Разумеется, самым лучшим было бы, если бы нас погрузили в вагоны да отправили в Германию. Но, возможно, придется и зимовать здесь. Этого мы не знаем .
Йозеф Дек:
Повсюду, куда ни кинь, все было объято пламенем. Русские, применявшие особые зажигательные мины, перешли к тактике выжженной земли . Русское командование решило позаимствовать опыт 1812 года тогда Наполеон и его армия видели перед собой лишь кучку углей вдоль линии наступления .
Немецкий военврач Антон Грюндер:
Я как раз садился завтракать, когда начался весь этот ад. Все бросились бежать танкисты, артиллеристы со своими орудиями, солдаты в одиночку или группами. Никто не мог понять, в чем дело. Никаких приказов не получали; все старались уйти подальше. Большинство техники вышло из строя из-за морозов, но нам все-таки удалось захватить с собой большую часть медицинского оборудования и лекарственных средств. Мы старались держаться вместе с остатками роты, а отбившиеся пропадали без вести .
Лейтенант Георг Рихтер:
Из леса показались коричневатые фигурки, а прямо на меня устремились бегущие в панике солдаты, водители, экипажи машин... В первую минуту я вообще не сообразил, что делать. Попытаться остановить этот неудержимый поток? Бессмысленно многие из них даже позабыли, что вооружены. Скорее всего, поблизости находились русские танки. И верно вскоре я увидел, как они, грузно переваливаясь с боку на бок, перебирались через шоссе .
Лейтенант Рихтер:
Все больше и больше солдат, отбившихся от своих частей, продолжают следовать в западном направлении без оружия, они тащат за собой на веревках коров или же несут в обеих руках сетки, полные картофеля. Погибших в результате воздушных атак или артобстрелов русских уже не хоронят. Не привыкшие отступать... войска охватила настоящая паника. Большинство частей остались без подвоза необходимого провианта... и больше всего страдают от холодов. Среди них много раненых, которых нет никакой возможности отправить в тыловые районы. Никакого контроля за передвижением войск нет. Для танковой группы начинается самый сложный период за всю историю ее существования...
Генерал Гюнтер:
Согласно всем прогнозам это могло означать лишь одно -разгром и гибель 4-й армии. Но приказ есть приказ. Части, уже начавшие продвижение на запад, были срочно остановлены и возвращены на фронт. 4-я армия готовилась дать свой последний бой, и лишь чудо могло уберечь ее от поражения .
Министр вооружений Альберт Шпеер:
Все мы ликовали по поводу успехов нашей армии в России, но первые сомнения возникли, когда Геббельс вдруг организовал общегерманскую акцию по сбору теплой одежды для солдат Восточного фронта. Тут-то мы и поняли, что произошло нечто непредвиденное .
Офицер штаба Гудериана Бернд Фрейтаг фон Лорингофен:
Поражение у ворот Москвы подействовало на нас весьма угнетающе. С одной стороны, война, похоже, была проиграна, нет, она на самом деле была проиграна, и победа теперь могла быть достигнута лишь ценой невероятных усилий. С другой, вызывала глубокое огорчение и непонимание та легкость, с которой Гитлер отправил в отставку столь многих квалифицированных командиров .
Мир затаит дыхание , - заявил Гитлер 22 июня 1941 года, когда почти три миллиона немецких солдат внезапно вторглись на территорию Советского Союза. Операция Барбаросса представляла собой самую крупную военную операцию за всю историю германской нации. Эта кампания, вскормленная предыдущими победами в Западной Европе, имела все шансы на успех, однако всего четыре месяца спустя боеспособность войск Восточного фронта катастрофически упала. Последнее наступление на Москву стало скорее импровизацией, азартной игрой, нежели детально спланированной, продуманной в оперативно-тактическом плане, операцией.
Впереди были еще долгих три с половиной года войны.
По материалам книги: Роберт Кершоу, "1941год глазами немцев"
Мне не жалко погибших немецких солдат,
Что хотели с землёю сравнять Сталинград,
Этих Гансов и Фрицев, лежащих в могиле,
Потому что они мою землю бомбили.
Мне не жалко лоснящихся, наглых и потных,
Опьяневших от крови безмозглых животных.
И за хворост, что брошен был в пламя пожара,
Их настигла вполне справедливая кара.
Предо мной на столе - желтизна фотографий,
Где смеются довольные асы Люфтваффе.
Это те, кто, нарушив святые законы,
Санитарные подло бомбил эшелоны.
Наши школы, больницы, дома, магазины
С их нелёгкой руки превратились в руины,
А на то, что дышало, любило, мечтало,
Были сброшены адские тонны металла.
Мне румын, итальянцев и венгров не жалко!
И плевать было холодно им или жарко!
Все они в мою горькую землю зарыты,
Потому что убийцы должны быть убиты.
Я нарочно взвалил эту память на плечи,
Чтоб вовек не дымили в Освенциме печи.
Чтоб никто не познал, что такое блокада,
Голод, холод и лютая ночь Ленинграда.
Кто-то будет доказывать мне со слезами:
- Мы солдаты Германии! Нам приказали!
Вот и фото детишек, и крестик на теле.
Мы в России нечаянно! Мы не хотели!
Пусть они будут клясться, больны и плешивы.
Только я им не верю! Их слёзы фальшивы!
Их потомки забудут войны ароматы ,
И с готовностью в руки возьмут автоматы.
Нам, увы, не вернуть наших жертв миллионы.
Перед нами незримо проходят колонны.
От начала войны до Девятого Мая
В наши души стучит эта бездна немая.
Не осталось живого, поистине, места
От Мурманска до Крыма, от Волги до Бреста.
На полях, где гуляли незваные гости,
До сих пор мы находим солдатские кости.
Между нами и Западом пропасть бездонна.
Но Россия не мстит никогда побеждённым.
Не тревожьте вы Имя Господнее всуе!
С мертвецами наш гордый народ не воюет.
Мне не жалко погибших немецких солдат.
Их порочные души отправились в ад.
Не зовите меня в Бундестаг! Не поеду!
И не буду прощенья просить за Победу
Тяжелые бои на Восточном фронте. Воспоминания ветерана элитной немецкой дивизии. 1939 1945
Оооооо руские ! Что за пушка у вас которая может залпом стрелят?
через булку и хлеб или через что то одно а может по очереди???
И в др. комменте писали уже, что баклажаны на юге "синенькие", а свекла - "буряк".