Захар Прилепин: Короткая байка про президента, ребёнка, и грудное молоко

У меня позиция — простая, популистская, безответственная. Позиция тёмного в экономике человека.

Я считаю, что людям надо раздавать деньги. Что раздавать деньги людям — просто так, по праздникам, в будни, и тем более в трудные дни — это нормально.

Во-первых, потому что деньги — это бумага. Во-вторых, потому что — жизнь одна.

Государство должно вести себя — как будто оно в нас влюблено. Как будто оно за нами ухаживает. Чтоб мы дали согласие с ним ещё пожить. Чтоб мы его не убили случайно, не прогнали, не изуродовали. А то у нас мрачный, тяжёлый характер.

Русские люди — они добрые, но память у них долгая.

Они запоминают, когда им было плохо.
Едва начался этот треклятый вирус, я сразу написал: дайте людям денег, а то они у них кончатся через две недели. Не у всех, но у многих. Но даже у кого не кончатся — они психуют, что у них кончатся. Дайте им тоже. Они в кои-то веки не повезут эти деньги в Египет, а здесь и потратят. В ближайшем продуктовом. Книжек себе закажут в Сетевых магазинах. Бабушке пошлют в деревню триста рублей.

О, как меня порицали некоторые.

Одна тварь, временно обитающая в Крыму, и специализирующаяся на пасквилях по моему поводу, написала (написало) целый текст о том, что раздавать деньги — это верх глупости. Никогда нельзя раздавать деньги, написала тварь.

Но я помню, как в 1998 году, когда грянул дефолт — моё государство оставило меня.

У меня тогда родился первый ребёнок.

У жены от стресса — пропало молоко.
И мы спасались детской смесью, чтоб вскармливать своё дитя.

И по причине дефолта, а так же безумного роста цен, моей зарплаты стало хватать только на полторы такие банки. Ребёнок съедал эти полторы банки за три дня. А дальше у нас не оставалось ничего — ни смеси, ни копейки денег на молоко, на хлеб, на что угодно.

Я ходил по городу и думал кого бы мне здесь ограбить. Я почти был доведён до отчаянья.

У меня просто не было времени, как мне предлагали либеральные публицисты, стремительно переучиться и найти другую работу. Деньги нужны были немедленно.

Мы еле, чудом каким-то, выкрутились — но несколько месяцев жили впроголодь, на моркови и капусте.

Это чувство заброшенности и унижения — я не забуду никогда. Я никогда не прощу ельцинское государство — и в число иных его чудовищных прегрешений — от развала страны до расстрела парламента, у меня навсегда вписана моя личная обида.

Это государство чуть не уморило моего ребёнка.

Вот эти люди — которые нынче говорят, что не надо давать денег: у них просто нет маленьких детей на руках. Грудных, годовалых, трёхлетних, пятилетних.

А у многих — вылетевших в первые же дни коронавируса с работы — есть.

И ещё у них есть старики, и есть кредиты, и есть больные на попечении, и что угодно у них есть. Кроме денег.

И для миллионов этих людей — три тысячи рублей, пять тысяч рублей, десять тысяч рублей — это очень большие и очень нужные суммы.
Тварь, сбежавшая из Киева и живущая в Крыму, может написать статью и получить за неё эти три тысячи, или десять тысяч. А человек с грудным ребёнком на руках — нет. Он не пишет статей.

Мне очень нравится, что президент решил всем семьям с детьми от 3 до 15 лет выплатить 10 тысяч рублей на каждого ребенка. Что семьи с детьми от 3 до 7 лет, где доход ниже прожиточного минимума, смогут разово получить в среднем около 33 тысяч рублей на ребенка уже в июне сразу за полгода. Что самозанятым вернут налог на доход, уплаченный за 2019 год. Что установлена федеральная доплата для сотрудников соцучреждений на 3 месяца в размере до 60 тысяч рублей.

Не знаю, потрёт ли тварь свои записи в ЖЖ и удалит ли теперь свои статьи, а то получается, что эта тварь оскорбила (оскорбило) президента; но это уже детали.

Мне просто кажется, что если б всё это сделали хотя бы на месяц раньше — было бы ещё лучше.

Тогда бы человек запомнил, что в минуту печали и голода — он не остаётся один на один со своими проблемами. У него есть друг. Друга зовут: правительство Российской Федерации. В сложную минуту человек подставил бы этому правительству своё плечо, не оставил бы его.

В конце концов, у нас ведь нет никого. У нас есть только мы: народ и государство.

Мы должны беречь друг друга.

Это ведь наши общие деньги.

Мы ведь пара — народ и государство. Давай обнимемся.