Я взрослый!

Я не помню, какие ботинки были на мне в то утро, не помню, что съел на завтрак, но зато хорошо помню тот запах осени, когда оранжевые дворники
жгут опавшую листву. Солнце светило мне прямо в глаза сквозь полуголые деревья, и это заряжало меня той положительной силой, которую, наверное, и
называют счастьем.

Я шел навстречу светофорам сквозь озабоченные лица взрослых людей. Я шел в школу, я тоже был взрослым. Магическая табличка «1А класс» на дверях
(моего второго дома) завораживала меня, как овечку. На коротких переменках я выходил из класса и просто стоял, глядя на дверь «1А» – я взрослый!

Любовь Андреевна (моя вторая мама), поглаживая меня по голове, тихонько, шепотом говорила: «золотой человечек». Не знаю, почему именно я, но жизнь
улыбалась мне, а я улыбался ей в ответ.

Сегодня тридцать седьмое утро, когда я иду в школу, и, по-моему, этого уже достаточно, что бы сказать: жизнь удалась как нельзя лучше.

Дворничиха Маша машет мне рукой. Она знает! – что я уже школьник. Я, улыбаясь, поднял руку и что есть силы замахал ей в ответ. Тетя Маша хорошая,
очень хорошая, она всегда улыбается и стесняется, когда я вижу, как она курит. Когда я вырасту, обязательно напишу о ней книгу, а если дождется
меня, то, может, и женюсь на ней.

– Игорё-ё-ё-ёк! – услышал я вдруг откуда-то издалека и оглянулся. Вдалеке было видно стройку и маленьких строителей в ярких касках, один из них
махал рукой.

– Игорё-ё-ё-ёк! – я узнал папиного друга дядю Мишу. Дождавшись светофора, я быстренько перебежал на другую сторону дороги и направился в сторону
стройки, у меня было в запасе минут пятнадцать. «Успею», – шепнул я сам себе и прибавил ходу.

Дядя Миша присел и положил руки мне на плечи.

– Игорек, тут такое дело, мы вчера с папкой твоим... как бы это... в общем, отдыхали вместе, ну и повздорили, сам понимаешь, бывает... Передай ему
привет, скажи, что зайду сегодня, окей? – мне хотелось отвернуться, уж очень от него пахло чем-то нехорошим, но я выдержал и не сделал этого.

Пес

— Бастер, сидеть!
С наполовину сложенного зонта на паркет прихожей стекали струйки дождевой воды, собираясь в лужицу. Матвей раскрыл зонт, чтобы он скорее высох,
повесил поводок на крючок. Послушно усевшийся в углу ретривер вдруг встал на все четыре лапы и, сладко зажмурившись, принялся самозабвенно
отряхиваться, пронзая пространство тысячами срывающихся с мокрой шерсти капелек. Матвей, стаскивая с промокших ног неприятно чавкающие кроссовки,
крикнул в глубину квартиры:
— Эй, бездельники! Кто-нибудь, вымойте собаке лапы. Я промок насквозь, пойду переоденусь.
Когда через десять минут он вышел из спальни, неся в руках мокрый спортивный костюм, Бастер по-прежнему смирно сидел в углу прихожей, свесив язык
набок и доверчиво помаргивая. Остро пахло сырой собачьей шерстью.

— Ну, е-мое, я же просил! — взвыл Матвей и ринулся на кухню, откуда тянуло запахом жарящихся котлет.
Жена стояла у плиты, колдуя над кастрюльками, и мычала себе под нос что-то отчаянно фальшивое.
— Ира, неужели так трудно вымыть собаке лапы?! Если ты занята, так детей бы заставила, и так целыми днями у компьютера сидят, за волосы не
оттащишь. В конце концов, завести собаку было их идеей.
Жена вздрогнула и повернулась. Вздрогнул и Матвей: за все годы семейной жизни он так и не привык к виду разнообразных косметических масок,
которыми так любила себя реставрировать жена. Сегодня лицо Ирины было грязно-зеленого цвета, выделялись только чистые розовые участки вокруг глаз.
Глаза смотрели на мужа с неподдельным удивлением, можно даже сказать, с подозрением.
— Ты о чем? Какая собака? Ты… Ты что, собаку в дом приволок?! — Ирина обошла мужа по широкой дуге и выглянула в прихожую. Вернувшись, она подошла
вплотную к Матвею, ноздри ее неприятно зашевелились, принюхиваясь.
— Все шутишь, шутник? Или опять с Лехой в гараже нажрался?! — Ирина шипела и напоминала сейчас Матвею огромную покачивающуюся кобру. Светлые круги
на болотной роже как нельзя лучше дополняли это сходство. Однако ссориться ему сейчас совершенно не хотелось, и он миролюбиво ответил:
— Ладно тебе, Ириш, я понимаю, что ты устала у плиты танцевать, пойду сам Бастеру лапы вымою…