Романия маре



Утром в деревню Гугуцэ вошли танки. Ну не то, что бы танки. Танк. Один. Серое сооружение в оспинах, с белым крестом на башне, из которой торчало
нечто худосочное.

- Немцы! – ахнул Думитру владелец единственного в селении ларька и бросился продавать дело Дорелу Мутяну, давно положившему глаз на доходный
бизнес. Гугуцэ, непонимающе глянув вслед мелькающему пятками земляку, вернулся к рассматриванию лязгающей гусеницами железяки. Испустив из зада
клуб черного дыма, та лихо подъехала к небольшой площади в центре деревни.

- Сакра дио – воскликнула баба Родика несшая помои из школьной столовой. – Алеманы!

И затрусила по дороге, из ведер ее на волю вырывалась жижа, украшая темными разводами желтую пыль. В ближайших домах за остановившейся машиной и
забегом бабки наблюдали многочисленные глаза. Быстрее всех подсуетился Бротяну двоюродный дядя Гугуцэ, он появился на улице перевязанный белым
полотенцем, приданным своей старшей дочери. В руках храбрый молдаванин держал кувшин с вином.

Люк в башне со скрипом откинулся и закачался на пружинах. Из железного чрева выползла долговязая фигура в коричневой потрепанной форме, на голове
ее гнездилась заляпанная голубой краской монтажка.

- Романия маре! – хрипло воскликнула фигура и вздернула сжатый, вымазанный черным кулак.
- Чего? – не понял Гугуцэ.
- Великая Румыния, – перевел Бротяну, семенивший мимо с хлюпающим красным кувшином.
- Ай- ле, ай-ле – загомонила собирающаяся толпа. Из танка показались еще двое и в селе Гугуцэ начались большие перемены.

Фекаллиада



Сортир был замечательный: на три персоны, крепко сплоченный в паз из отличной сухой сосны, пахучий и смолянистый. Его привезли в самом конце мая,
накануне каникул, и положили дверями вниз поверх растоптанной кучи песка на заднем дворе, рядом с голубятней. И оттуда он смиренно таращился на
нас тремя своими сердцеобразными жерлами – пока обстоятельные алкаши из домоуправления неспешно копали и обкладывали кирпичом глубоченную
выгребную яму. Все лето, пока продолжалась эта стройка века, сортир в положении лежа стойко сносил тяготы и лишения, выпадающие на долю того , кто
взвалил на себя бремя быть единственной детской забавой в округе. За время лёжки он успел побывать танком, подводной лодкой, луноходом и даже
гробницей фараона. К нему, самозваному деревянному идолу, мамаши из соседних домов приводили своих детей, и в хорошие дни во все три отсека
дощатой субмарины набивалось до двух десятков сопливых романтиков детсадовско-октябрятского возраста. С наступлением же темноты в центральной зале
открывалось нечто вроде салуна: там собирались мы – уже «взрослые»,обнаружившие первые волоски на лобке и познавшие первые радости полировки эфеса
нефритового меча. Привычно занырнув друг за другом, ногами вперед, в отполированное до блеска центральное сопло «райклуба» мы зажигали свечку,
курили, пускали по кругу «огнетушитель» портвейна «Кавказ», бренчали, показывая друг другу аккорды, на гитаре и говорили «о бабах» . Пару раз была
с нами и соседка Ленка, и мне даже удалось подержаться за ее сиськи, маленькие и трепещущие в руке, как испуганные цыплята.

Стены досугового центра оказались вдруг покрытыми пестрой мозаикой рисунков и афоризмов, причем смысл одного из высказываний - «ИШЛА ГАНДОНА И
ХУЙ» я не могу разгадать до сих пор.
Когда туалет водрузили таки на пьедестал и перевели на боевое дежурство, я еще долго не мог побороть в себе благоговейный трепет перед этим,
ставшим вдруг для меня романтическим, местом. Чего нельзя сказать о Клизме – 70-летней выжившей из ума доцентше химфака на пенсии. Она вместе со
своими шестью кошками занимала гнилой и перекосоебленный деревянный флигелек в глубине двора, сляпанный на скорую руку при царе
Алекандре-освободителе для барской прислуги, и каким то чудом доживший до времен Михаила меченого. Клизму ненавидел весь наш двор – все десять
квартир, натыканных в двухэтажный барский дом, выходящий фасадом на улицу и все четыре квартиры, утрамбованные в деревянный же полутораэтажный
куренек бывшей господской кухни, подобно знающему свое место вассалу незаметно притулившийся чуть пообочь обожаемого феодала.
Когда старая ебанашка начинала с утра, открыв окна, варить для своих котиков чудовищное зелье из протухшей магазинной кильки и собранных по
мусорным бакам объедков – весь дом привычно и натужно блевал. Если же кто-то выходил во двор и пытался уповать на ее совесть и правила
социалистического общежития – из-за занавески высовывалось дуло полулитровой резиновой груши и поливало обидчика горячим экстрактом
свежеприготовленной кошачей похлебки. При оказии в обидчика летели и свежетоплёные котята – благо материала было предостаточно.

ОСТОРОЖНО!!! трафик
Очередная подборка прикольных гифок, в этот раз без темы, всех с пятницей!

Благодарим за присланное!
Присылайте ваши фото,эро,курьезы, приколы и подсмотренное с помощью этой формы
Мы с удовольствием выложим их на нашем сайте


Прислал bastabro