Истории

Первая любовь
Я ходил в детский сад с замечательным названием «Веселинка». Не могу сказать, что все посещавшие его дети, соответствовали этому названию, но няня
у меня была просто чудесная: молодая, лет 25ти, красивая, добрая и от нее хорошо пахло. А еще, она очень трепетно ко мне относилась. Исключительно
трепетно. Она со мной много разговаривала, рассказывала всякие интересные истории, тайно угощала конфетами и кофейными жвачками и не заставляла
есть гороховое пюре. На прогулках, пока все дети играли в безынтересные для меня игры, я ждал, когда же закончится эта скучная прогулка, и я снова
вернусь к няне Оксане.
В моей жизни у меня были две любимые вещи: няня Оксана и джинсы–бананы, привезенные из ФРГ и подаренные мне моим дядей. С того дня, как я первый
раз надел эти джинсы, вся остальная одежда для меня исчезла. В «бананах» я гулял, ходил в садик и даже спал. А еще, эти джинсы очень нравились
Оксане, а значит, и я тоже. Они не могли не нравится: шесть карманов, два из которых на липучках, куча змеек и модная форма. Таких не было ни у
кого.
Однажды, во время очередного разговора, няня Оксана произнесла фразу, о последствиях которой она даже не могла предположить. Естественно, в эту
фразу она ничего не вкладывала, и никакой серьезностью она не обладала. Но не для меня. Во время какого–то моего рассказа, она улыбнулась и
произнесла: «…какой ты молодец! Приходи ко мне жить! Будешь мне помогать!»
Я не знаю и не помню, в каком контексте это было сказано, хотя прекрасно понимаю, что это была шутливая легкомысленная фраза. Но тогда, в 5 лет, я
воспринял ее как официальное приглашение к совместной жизни.
В этот вечер, вернувшись из садика, я был как никогда серьезен, задумчив и сосредоточен. Войдя в свою комнату, молча, я начал собирать свои вещи.
К тому моменту, когда в комнату вошла моя мама, багаж был уже почти собран: пластмассовая зеленая лошадь, меч, набор детских кегель, луноход на
батарейках и вся коллекция солдатиков. Мама, не понимая, что происходит, спросила, зачем я все это собрал. Я ответил, что ухожу жить к своей няне
Оксане. После короткого разговора, мама видимо поняла, в чем дело и начала действовать. Первым делом она начала давить на жалость, сказав, что они
с папой буду очень скучать по мне. На что я ответил, что буду приходить к ним в гости. После еще нескольких доводов, мама поняла, что я
непреклонен и настроен серьезно и решила нанести удар ниже пояса. –Ну что же. Раз ты решил, то можешь забирать свои игрушки и уходить. Но только бананы я тебе не отдам, и ты их оставишь дома.
Она подошла к моим вещам и забрала аккуратно свернутые джинсы.
–А как ты хотел? Мы с папой заведем себе другого мальчика и отдадим ему твои бананы. А няня пусть покупает тебе новые.
Это было нечестно, и я не был к этому готов. Я прекрасно понимал, что такие бананы «у нас» не продаются. Мама, почувствовав, что идет в правильном
направлении, решила сделать «контрольный выстрел».
–И лошадь тоже заберу.
Она подошла и действительно забрала мою пластмассовую зеленую лошадь.
–А теперь можешь уходить.
Я думал про себя, что черт с ней с лошадью, но бананы! Они же так нравились Оксане. Что я ей скажу? И где она их купит? Я попытался выменять у
мамы джинсы на все мои игрушки, но мама стояла на своем и в итоге я сдался.
На следующий день, я шел в садик с ужасным чувством стыда. Я не мог представить, как я посмотрю в глаза своей няне. Ведь она наверняка ждет меня
уже с вещами, а я подвел ее и разменял на бананы. Но няня была спокойна, все так же улыбчива, от нее все так же хорошо пахло, и она даже угостила
меня кофейной жвачкой.
Через некоторое время, Оксана вышла замуж и больше в садике не появлялась. А вместо нее пришла другая няня: большая, толстая и от нее пахло
хлоркой.


Охуин
Михаилу Васильевичу Фрузвельту не везло ещё с момента зачатия: его папа, советский садовод-любитель, очень любил персики и косточкой во время
семяизвержения подавился. Хоть половина хромосом на трусах и осталась, но малыш появился на свет совсем не в виде копченого свиного уха, а почти
полноценным человеком, только с маленьким недостатком. У мальчика оказался недостаток хуя. Нет, не настолько, конечно, что получилась пиздец какая
страшная девочка, просто аномальная шняга росла набекрень и вовнутрь, и со временем, когда густая поросль раньше времени заколосилась в юношеском
паху, найти хуец можно было только по путеводной струе. Но затерянный в мудях писюн часто-густо брызгал мимо кассы, и с волосатым зассыкой, как
называли его жестокие одноклассники, никто не хотел водиться. К тому же честолюбивый Миша не мог обоссать забор выше головы, как это виртуозно
проделывал отличник Коля Душечкин. Мальчонка комплексовал, приходилось привыкать писать сидя.
Ему было четырнадцать, когда он начал тайком заглядываться на календарь с Людмилой Гурченко, любимой папиной певицы. Но даже в приступе самой
оголтелой дрочки на замусоленный, рыжий образ музыкальной пизды, из пробора выглядывала лишь робкая трехсантиметровая залупа. Отец-мичуринец
задумчиво разглядывал залупастый пенёк и лохматые, как Будулай, яйца отпрыска, и уверял, что с таким корневищем, годам к пятнадцати саженец должен
обязательно приняться и развиться в мощное полено.
Всё босоногое детство Миша мечтал стать музыкантом, но деревянный папа прочил ему головокружительную карьеру садовника. Мама же почему-то хотела
видеть сынка в звании майора.
Прививая любовь к мундиру с детства, она говаривала маленькому Мишутке: «Майор, иди мыть писю», или «Майор, иди кушать тушёнку». Ебанутая семейка
увлекалась китайской медициной и сыроедением. К восемнадцати годам Миша был твердо уверен, что сырые поросячьи хвосты полезны в любых количествах,
а все беды в нашей стране оттого, что Ленин в мавзолее лежит не по фэн-шую. Образование, в общем, получил разностороннее, но сука противоречивое.
С женским полом тоже все складывалось плохо. Мише нравились толстые женщины. «У них комплексов больше, а это сближает, - размышлял он. - Характер
опять же покладистей, добрые они, могут отдаться из жалости». Но ему попадались исключительно практичные и стервозные толстушки, которые срать
хотели на его богатый внутренний мир, а хотели всяких ништяков, бабла и толстого хуя во все щели. Юноша, обделенный и тем и другим, страдал
неимоверно, но ухаживаний за жирной соседкой Татьяной не прекращал. Друг Коля, по кличке Композитор, который мог пёрнуть семь раз подряд, попадая
в ноты, постоянно насмехался, видя эти романтичные потуги. Но Миша с видом знатока пиздел, какая Танька страстная в постели, и заявлял, что любит
раскачиваться на волнах, а не биться об скалы. К его толстожопым пассиям постепенно привыкли.
Садовое пророчество папаши не сбылось, и Миша пошел в армию девственным мелкочленником, где попал в оркестр Одесского военного округа. Там он
прошароебился до самого дембеля и, став дирижером, остался служить. Он разбил маленький огород на территории части, за продуктовым складом, и
занял первое место на конкурсе прапорщиков. Карьера пошла в гору, но счастья, как и ебли не было.
Как многие военнослужащие в этом почетном звании, Миша страдал тушеночной клептоманией и алкоголизмом. Но выпив, становился каким-то сука
фантиком: панибратствовал с солдатами, раздаривал тушёнку и отпускал всех в увал. На следующий день, подсчитывая убытки, он зарекался пить,
отбирал подарки, у кого остались, собирал по городу хаотично разбросанных, пьяных музыкантов и задрачивал духовой оркестр «Прощанием славянки» до
мозолей на губах.
Однажды пытливый родитель прапорщика-дирижера достал где-то дефицитный порошок, которым пользовались неутомимые китайские императоры в своих
гаремах. На исписанной иероглифами коробочке Миша прочел единственное понятное слово по-английски «oxygen», перевел его как «охуин», и занюхал
двойную дозу. Через пару дней хуй, действительно, начал расти. Но вместе с ним, в буйный рост пошли волосы, ногти и зубы. К тому же неожиданно
пробивало на беспричинный смех, как по накурке. Побочные эффекты настораживали.
После недельного лечения, снюхав почти все оставшееся зелье, радостным майским деньком Миша пошел на поминки своего командира. Капитан Овцов погиб
в результате трагической случайности. Он вышел из казармы после ночного дежурства, хрустнул косточками, потянулся, весело крикнул «Здравствуй,
солныш…», а ему на голову солдатик мешок цемента с крыши скинул. Случайно.
Почтить память покойного собралось все полковое начальство. Пришел сосед и кореш Композитор. Он сидел напротив Миши и пиздячил водку, будто
назавтра собирался устроить такое же торжество в свою честь. Суровые мужчины поднимали плаксивые тосты за умершего, а Мише становилось все
веселее. Он полез пальцем к себе в нос, выковырял оттуда охуиновый сталактит и скатал его в шарик, похожий на козью какашку. В момент, когда
Композитор открыл рот для забора кислорода перед возлиянием, прапорщик щелбачиком пульнул козюлю в него и попал в раскрытый хлебальник. Композитор
от ахуения вылупил глазенки на расстояние вытянутой руки и захлопал ртом, как карась на суше, а Мишу от своей меткости расперло нипадецки. Он
покраснел от натуги, прикусил угол стола, и весь скрючился, пытаясь не заорать в голос. Хохот прокатывался по всему телу, из глаз текли слезы, он
мычал, потел и боялся уссаться. Укрывало волнами. Стоило только взглянуть на кислого Колю, проглотившего липкую козявку, приступ начинался снова.
Он терпел, терпел сколько мог, но когда командир полка, пузатый солидный мужик, встал и с трагическим еблетом сказал: «Помянем Лёню, боевого
нашего товарища, пусть земля ему будет пухом», организм не выдержал, и Миша сначала залихватски пёрнул в скорбной тишине, а потом заржал громко,
раскатисто и уже неудержимо. «Пуком!!! ААААА блять!!!Гагагагага» - рыготал, как убитый чуйской пяткой, Миша и бежал к выходу, роняя табуретки из
под гроба. Блистательный взлет до старшего прапорщика отменялся.
Дикую выходку дирижера списали на расшатанные нелепой смертью сослуживца нервы, и служба пошла своим чередом. Действие охуина было на лицо: утром
Миша брился, а к вечеру уже чесал окладистую бороду. Он стриг, брил и подрезал ежедневно, клацая с досады лишними зубами, но зато хуй наконец-то
превращался в долгожданное полено. Однажды он имел неосторожность побрить плечи, которые на следующее утро выглядели, как эполеты с бахромой, на
которых прапорщик-гусар машинкой выбрил майорские звезды. Миша и сам по себе слегка прихуел. Как-то раз он дерзко зажал в парадной Таньку, и
пригласил её к себе, удивляясь собственной наглости. А она, не ожидавшая такого напора, резко согласилась. Мечты сбывались.
Михаил подготовился тщательно: сделал салат из древесных грибов, зажарил канарейку в собственном соку и разжег подарочный кальян, перемешав
восточные традиции. Танька явилась вовремя и, одетая в красное платье, напоминала Икарус. Миша возбудился. Он лебезил вокруг гостьи, угощал
яствами и хотел ебацца. Татьяна манерничала и мастерила на лице невинность. Но, покурив кальян, потеряла бдительность и очутилась в объятьях
пылкого прапора. В момент первого поцелуя раздался грохот праздничного салюта, и случилось непредвиденное. Разбрасывая мебель, с дикими визгами с
балкона ломанулся трусливый до икоты сенбернар Лютик, закрытый там по случаю прихода гостьи. Он по привычке собирался спрятаться в ванной и шел,
как гиппопотам, напролом. По дороге он зацепил кальян. «Ааааааа!!!» - заорала знойная Татьяна, и Миша подумал, что у гостьи от горячего поцелуя
случился преждевременный оргазм. Танька задергалась, стала извиваться, будто её били током, и пыталась что-то с себя стряхнуть. Стряхнула она
раскаленный уголек, который, закатившись за диван, тут же поджог завалившийся туда мусор. Миша метнулся набрать воды, но ванне калачиком окуклился
обезумивший в конец Лютик и угрожающе рычал.
Прапорщик отделался легкими укусами в руку, но пожар потушил, и осмотрелся. Татьяна выглядела, грубо говоря, хуёво. Выходное платье зияло дырами,
будто по нему ебанули шрапнелью, к тому же сквозь многочисленные прорехи светились красные ожоги, угрожавшие пойти волдырями. Она обозвала Мишу
выкидышем, волосатым мудилой и раджой блять и засобиралась домой. Прапорщику Непрухе снова не повезло.
Как реагирует наш человек в такой ситуации? Он пьёт. И Миша выпил. А потом вышел на улицу и затянул любимую песню: «Шапки прочь! В лесу поют
дрозды-ы-ы-ы-ы! Певчие посланники России…». Солнце уже давно село, и по безлюдному городу шел маленький человек с большим хуем и пел. Жизнь
все-таки налаживалась.


Черный плащ
Есть такой пендоский мультик – Черный плащ. Для тех, кто не знает - йобанная утка выступает в роли супергероя, который ебашит все вокруг и спасает
все живое. Ну, стандарт, хуле там. Вот с этим мультиком связано пару историй из моей студенческой жизни.
Началось всё с того, что я и мой сосед по комнате, Олег, взяли в привычку с утра вместо пар накуриваться к ебеням. То есть третий наш сосед, Леха,
благополучно встает, будит нас (мол песдуйте на учебу,скоты), да хуй там. Леха уебывает грысть гранит науки, а мы сразу курить. И как раз в это
самое время по долбоящеку начинали показывать этого самого Черного плаща. Ну и собственно два обдолбанных уебанца втыкают похождение суперутки. А
хуле там - по накурке залипаешь на ура.
Ну, вот собственно история первая.
Сидим, пьем, никого не трогаем и тут закончилось бухло. За добавкой выпало идти мне.
Все вышли покурить в коридор, а я спешно пописдил в ночной ларек. Скупился, возвращаюсь. На проходной у нас обычно сидела вахтерша и охранник
рядом за столиком. Вахтерша благополучно спала по ночам, а охранник, если попадался пездаватый делал обходы по этажам, ну или спал за столом.
Зашел в общагу - смотрю на проходной пусто, вахтерша куда то сьебала, охранника тоже нету. Хуяк – у охраны лежит на столе черное одеяло. И блять
какой то тумблер в голове моей пьяной переключился тут же. Думаю, этож черный плащ лежит. И как раз для меня. Взял это одеяло, набросил на плечи.
Песдец, супергерой блядь. И вот в таком виде я с диким криком "Ололо,ебвашумать,черный плащ пришел па ваши души ,твари" выбегаю на этаж. Далее
немая картина,блядь- охранник читает мораль, что нехуй курить в коридоре, все похуистически продолжают курить, в состоянии пьяного ахуя, и тут
выбегаю я с воплями про черного плаща. Песдец,короче. Не, песдец начался через пару минут, когда охранник узнал свое одеяло. Блядь, эта сука
начала гнаться за мной и орать ,что мне пришел песдец за списсженое одеяло. Хули там, я начал уебывать от него по этажам. На каждый этаж по две
лестницы ведут- с одной стороны забежал- на другую сторону сьебнул. Так мы наебнули кругов десять, под истерический ржач, всех кто это видел.
Зрелище просто ебануться – спереди несется тело, бережно оберегая кулек с бухлом, и дико ржет, а сзади догоняет охранник и , сука, материться
злобно. В итоге бегать я заебался, охранника успокоили пляхой водки и вроде бы все заебись. Да хуй там.
История вторая.
Через некоторое время после кросса по этажам я с жесткого бодунища купил пару бутылок водки и отправился опохмеляться в комнату к знакомым
пелоткам. Не опохмелился, а заново нажрался, блядь.
Когда я вышел поссать в очередной раз, то зацепился футболкой за гвоздь- в итоге с одной стороны футболка по шву порвалась полностью. Хуй бы с той
футболкой, но тут тумблер в голове снова включает суперутку. Рассхуярив футболку с другой стороны получаем, блядь, опять таки черный плащ. Вылетаю
я в коридор с воплями в таком виде и первым делом натыкаюсь на коменданта общаги и декана. Проверка какая то. Ебаны нахуй. Комендант и декан впали
просто в состояние охуетительного ступора. Коменд к его чести попытался по тихому отправить меня спать, но тумблер щелкнул еще раз и я ввалил ему
подсрачи поинтересовался не охуел ли он писдеть на супергероя.
Вообщем через пару дней, выперли меня из универа да и хуй с ним.
Мораль, блядь такая- нехуй смотреть пендоские мультики. Сцуко.