Казнь в СССР: интервью с советским палачом

Существовал специальный приказ под грифом “совершенно секретно” (я сейчас его номер не помню), который находился у начальника тюрьмы. Согласно этому приказу МВД СССР, смертников следовало содержать в одиночных камерах, в исключительных случаях по два человека, если мест не хватало. Это сейчас по пять-шесть человек запихивают. Раньше не положено было, так как это могло привести к всевозможным эксцессам.
В пятом корпусе контролеры, чтобы исключить возможность их общения с заключенными, сговора с ними или мало ли чего еще, проходили спецотбор для работы со спецконтингентом. Смертникам, как говорится, терять нечего, убывают на тот свет, А утечки информации быть не должно. Я давал подписку о неразглашении этой тайны, но сегодня нет тех, кому я ее давал, нет ни Советского Союза, ни МВД СССР…”.
– К приговоренным к смертной казни родственники допускались?
– Только с разрешения председателя Верховного суда.
– Случалось ли за годы вашей работы, чтобы смертник умер до исполнения приговора?
– У меня за неполные три года был всего один такой случай. По делам “мейве-теревез”, например, по пятьдесят человек сажали. По этому делу был и приговоренный к расстрелу. Но у него обнаружилcя рак горла, от чего он и умер.
– Как часто выносили решения о помиловании?
– Таких случаев было два. Например, помню, помиловали молодого парня из Белокан, он одного убил, а другого тяжело ранил.
Дело было так, пришел он только из армии, двадцать один год, работал трактористом. Пашет землю, подъезжает к нему то ли главный инженер, то ли еще кто из начальства: “Чего ты не так вспахал …”, и заругался на него матом. Парень схватил монтировку и разможжил ею череп, ранил его шофера, поспешившего на помощь, тот получил тяжкие телесные повреждения.
Он не стал писать прошение о помиловании, заявив: “Виноват – пускай расстреливают. Я позвонил прокурору по надзору, который, увидев его, решил, что парень должен использовать свой шанс. “Отсидит пятнадцать лет, – сказал он мне, – в тридцать шесть выйдет, молодой еще будет”. Он уже, наверное, вышел…
По телевидению показывали, как человек проходит в специально отведенную комнату, встает спиной к двери, на которой открывается форточка, и ему стреляют в затылок…
У нас было не так. У нас убивали очень жестоким способом. Сама процедура была не отработана. Я даже по этому вопросу обращался к министру МВД. Он обещал направить меня в Ленинград, где была другая система, но его убили.
Делалось это так и до меня, и мне тоже, как говорится, по наследству передали. Происходило все ночью, после двенадцати часов. Обязательно должны были присутствовать начальник тюрьмы, прокурор по надзору – может, мы какого-нибудь подставного расстреляем, а преступника отпустим за миллионы.
Кроме тех, кого я назвал, при исполнении приговора должны были присутствовать врач – начальник медицинской экспертизы, который констатировал факт смерти, и представитель информационного центра, занимавшегося учетом.
Ф3
Мы составляли акт – обязательно я и один из участников группы, которая исполняла приговор. В МВД республики была такая специальная засекреченная группа, которая состояла из десяти человек. В те годы, что работал, в ней я был старшим. У меня было два заместителя. Первый заместитель приговоров в исполнение не приводил – боялся крови. Он до этого работал где-то в ОБХСС, а потом пробрался сюда на должность зама начальника тюрьмы.
Другой потом умер, видимо на него подействовало это все. Мой заместитель должен был по положению хотя бы раз в течение квартала заменять меня, чтобы я мог как-то отвлечься от этого кошмара. У меня за три года работы было человек тридцать пять. И ни одного квартала, чтобы никого… Один раз было шесть человек…
Забирая осужденного на исполнение приговора, мы не объявляли ему, куда ведем. Говорили лишь, что его прошение о помиловании указом президиума Верховного совета отклонено. Я видел человека, который в тот момент поседел на глазах. Так что, какой бы внутренней силы человек ни был, в тот момент ему не говорили, куда в едут. Обычно: “Иди в кабинет”. Но они понимали, зачем. Начинали кричать: “Братья!.. Прощайте!..”. Жуткий момент, когда открываешь дверь того кабинета и человек стоит, не проходит… “Кабинет” небольшой, примерно три метра на три, стены из резины. Когда человека туда заводят, он уже все понимает.
– Весь кабинет в крови?
– Он весь закрыт, наглухо, только маленькая форточка. Говорят, даже когда барана связывают, он понимает зачем, даже слезы на глазах бывают.
Люди реагировали в тот момент по-разному. Бесхарактерные, безвольные сразу же падали. Нередко умирали до исполнения приговора от разрыва сердца. Были и такие, которые сопротивлялись – приходилось сбивать с ног, скручивать руки, наручники одевать.
Выстрел осуществлялся револьвером системы “Наган” почти в упор в левую затылочную часть головы в области левого уха, так как там расположены жизненно важные органы. Человек сразу же отключается.
– В вашей практике было, чтобы человек в тот момент уклонялся от пули?
– Нет, нас же было двое или трое. И потом надо же умеючи стрелять, чтобы он сразу умер.
– В фильмах встречается сцена, в которой приговоренный внешне с покойно становится на колени, опускает голову, если это женщина, то даже убирает с шеи волосы. В действительности так тоже происходит?
– Был случай: дядя и племянник – скотокрады – убили двух милиционеров. Одного из них не сразу, так как тот умолял “Не убивайте, у меня трое детей и еще двое детей моего умершего брата…”. Негодяи, я таких просто за людей не считаю.
Смотрю на парня, а он:. “Это дядя, не я”. Дядя ранее пять раз судим был, здоровяк, у него шеи не было, мы на руки не могли наручники надеть, такие запястья широкие. Однажды он, отжимаясь, под потолком повис и тревогу поднял. Стражник открыл камеру, он бросился на него. Тогда мы на него вчетвером навалились…
В общем, завели парня в “кабинет”, а он никак не хотел на колен и становиться, пришлось применить силу, сбить с ног. Он упал, ударился головой о бетонный пол… Ему всадили семь пуль, голова у него была разможжена, мозги во все стороны. Я даже подумал, что халат надо было надеть… Он же еще дышал, здоровяк. Ему не преступником надо было становиться, а как-нибудь на добро свои способности использовать. В общем, дышит… Вдруг меня, сам не знаю откуда, осенило – подошел, под лопатки два выстрела ему дал, в легкие.
Потом племянника привели. Он, как увидел труп, тут же упал. -Врач констатировал: “Не надо, уже готов…”. Мы на всякий случай сделали три контрольных выстрела…
После такой работы я, порой, по неделе в себя прийти не мог. Сейчас рассказываю, а вся эта картина перед глазами стоит…
– Бывали ли случаи, когда вам становилось жаль приговоренного к смертной казни?
– Был директор соколимонадного завода в Белоканах. Лимонады с его завода на съездах фигурировали. Но потом что-то случилось, ему “дали” хищение, он долго сидел в тюрьме, был очень набожный и справедливый человек. Разрешили ему молиться, дали маленький коврик. Пять раз в день намаз делал. И говорил старшине (они в хороших отношениях были): “Я знаю, меня расстреляют”.
Когда повели его на расстрел, даже наручники не надели. Он сам спокойно лег и сказал: “Я знаю, что по справедливости”.
Я, например, против того, чтобы за хищения давать смертную казнь. Вот был из Нахичевани один человек, отец одиннадцати детей. Мы рассуждали тогда между собой: “Ну, расстреляют человека за хищение, а у него столько детей. Как они вырастут? Кто будет их кормить? И потом, это же одиннадцать врагов этого государства, общества”.
Когда пришло на него помилование, ему на пятнадцать лет заменил и, он свалился прямо под ноги. Я подсчитал, что ему оставалось отсидеть четырнадцать лет и столько-то дней, сейчас не помню уже, сколько” Привели его в чувство. “Я не за себя, – говорил он, – за одиннадцать детей” ”
В “Аргументах и фактах” была статьях “Кто, где и как совершает смертную казнь”. Там о “шансах палача” было написано, что они с ума сходят, теряют рассудок… ” Понимаете, я этих расстрелянных за людей не считаю, подонки! Я хотел даже себе картотеку сделать, но потом сказал: “Ну их, к черту!..”. Вот посмотрите на фото этого казненного.
– Молодой. А что он сделал?
– Изнасиловал и убил свою дочь. А вот на этом фото – Рамин. Он со своим напарником убил шофера автомашины и тело бросил в канаву. Они у автовокзала брали клиентов, начинали разговор, если замечали по ходу, что человек состоятельный, то заводили в какую-нибудь глухомань, убивали и труп выбрасывали…
Этот Рамин прежде в колонии сидел, пять судимостей имел и там еще одного человека проволокой убил. На него быстренько пришло решение…
Родственники расстрелянных приходят, а их уже нет. Был у нас’ та кой “философ”, на следующий день после того, как его расстрелял и, пришел его отец. Суббота была, он зашел ко мне на приемы “Видел во сне, что одеваю его в белое…” – он почувствовал. “Нет, говорю, – не волнуйся, его взяли в Верховный суд, обращайся туда”.
Был еще такой случай. Двоих должны были казнить, а накануне один из них спросил меня: “В отношении меня ничего нет? Видел сон, что уводят меня…”. Я как раз получил пакет, в сейфе он лежал. Вскрываю, а в нем их фамилии… Как это назвать?
– Но почему родственники не должны были знать, что человека уже нет в живых? Взять тело и похоронить самим?
– Не знаю. Может быть, чтобы не ожесточать людей… Вот байки рассказывают, что в Сибирь посылали, на рудники. Это надежда какая-то… Но место захоронения не говорили.
– А где оно было?
– Двадцать лет уже прошло с тех пор. Тогда было рядом с одним из кладбищ, в 40-50 километрах от Баку.
– А что сделал “философ”?
– Он преподавал в одном из районов. Познакомился поближе со своей ученицей-десятиклассницей,, обещал жениться, отвезти в Баку и фактически с ней сожительствовал.
А через какое-то время она услышала, что он сватается к другой девушке. Сказала, что пойдет жаловаться на него в партком. Тогда он взял гантель, завел ее к Ганлы-гель, убил на берегу озера и бросил труп в воду. Он долго отпирался, но потом ему доказали. Умудрился в камеру томик Ленина пронести. И скажу, у него “сзади сила была”. Два раза получал из Москвы телеграммы о приостановлении исполнения приговора.
Вот этот (опять фото), смотрите, молодой парень, уроженец Гянджи, пятьдесят пятого года рождения, беспартийный, восемь классов образования, холостой, ранее судим несколько раз. В Саратове совершил убийство шестидесятитрехлетней гражданки, предварительно изнасиловав ее. А затем убил своего армейского друга, завмага.
В тюрьме пытался бежать, он, дурак, не знал, что двери запираются двойными ключами, один находится у контролера, а другой у меня. Без двух ключей никак не откроешь. Дежурным,, был один старослужащий, последнее дежурство было у него, мы ему даже почетную грамоту приготовили.
Попросил парень у него воды. Охранник не должен был открывать, но просто человечность проявил, открыл “кормушку” и протянул воду в пластмассовой кружке. Парень схватил его за шинель, хотел вывернуть, заломить руки и взять ключи. Но старшина уже двадцать пять лет прослужил, опытный был, шинель оставил у него в руках, вывернулся и тревогу поднял. Тот, как оказалось, умудрился арматуру приготовить, хотел убить этого старшину.

Вот Велиев Гамид (показывает фото). Это человек? Ночью убил жен у, трехлетнего и годовалого детей. Она ему якобы изменяла. И как такого типа жалеть?
– Рассказывали вы и члены вашей группы кому-нибудь, какой работ ой занимаетесь?
– Никогда. Работаю в тюрьме, и все.
– А ваши близкие знали?
– Жена у меня догадывалась. Бывало, приходил домой сам не свой.
У нас даже в уставе статья была, по которой за каждое приведение приговора в исполнение положено было двести пятьдесят граммов спирта. Я вам что скажу: я ни до этого, ни после даже курицу не резал, не могу.
– А почему вы пошли на эту работу?
– Понимаете, назначили… Я шесть лет до этого ловил взяточников о Надоело, только врагов себе наживал. Начальство, зная мою работоспособность и принципиальность, отправило меня в отдел спекуляций и сельского хозяйства. Меня кидали на каких-то тузов моим и руками гробить их. Ну, одного, второго я угроблю, а потом мне автоаварию устроят, и все.
Замминистра внутренних дел Азербайджана Кязимов, курировавший тогда эту область, отправляя меня уже на эту работу, спросило “А ты не боишься?”. Я ответило “Я на железной дороге работал, там трупы людей приходилось собирать, фотографировать, бывало по кускам собирал”. Он знаете что сказал? “Это мертвых людей. Ты молодой еще”. Мне тридцать пять лет было.
А работа как в армии – кто послушный, на того и грузят. Это жизнь такая. Я говорю: “А что? Приговор будет, так что все на законном основании”.
Только потом я задумался над этим вопросом. Это же фактически узаконенное убийство. Государство судит человека за то, что он у бил другого человека, а само в то же время становится преступником.
– Но вы же сами только что сказали, что почти все они вызывали у вас чувство омерзения и, по-вашему, достойны смерти. Или надо было, чтобы они и дальше убивали других?
– Я бы казнил отъявленных убийц. Но если человек убил по неосторожности или в порыве гнева, то нет. За экономические же преступления, вообще расстрел не должны давать.
– Обычно в фильмах у смертников спрашивают: “Ваше последнее желание?”. В действительности тоже так бывает?
– Одним из первых расстрелянных у меня был молодой парнишка, из городских. Он дядю своего убил, а потом воткнул пальцы трупа в розетку якобы тот от тока умер. Когда его в последний “раз вызвали на допрос, спросили: “Какое будет последнее желание?”, формально обычно спрашивают. Он попросил папиросу. Желание-то спрашивают, но кто его выполняет? Если попросит закурить, то да. А если захочет застолье?.. Это же нереальные вещи.
– Ну, может, попросит передать что-то близким или последний раз увидеться с кем-то?
– Нет, у меня таких случаев не было, только про сигарету помню.
– Вы рассказывали о случаях, связанных с мужчинами. А женщин приходилось расстреливать?
– При мне женщин не было.
– А почему вы так мало работали – всего три года?
– После убийства министра МВД Арифа Гейдарова произошли перестановки” Но, вообще-то, на этой должности долго не работают. Со слов старослужащих я слышал, что один из работающих до меня в связи с этими расстрелами получил психическое расстройство. Тогда приказ был.”, кто сверх “потолка” проработал пять лет, давали звание полковника. В дома отдыха отправляли, были такие в Подмосковье, но лично я там ни разу не был.
– Начальник тюрьмы обязательно должен был принимать участие в приведении в исполнение смертного приговора или это только вам было поручено?
– По уставу начальник должен был быть обязательно.
– А как вы сами все-таки думаете, есть какие-то особые качества, которые требуются людям на этой работе, ведь не каждый же сумеет?
– Над этим я тогда не задумывался. Потом уже понял, что это узаконенное убийство. Ведь и Коран, и Библия говорят: “Жизнь дана Богом и Богом отбирается”… Согласен, Совет Европы правильно требует ограничиться пожизненным заключением, но это же нужно обеспечить…
– Бывали в вашей практике случаи, когда только после исполнения приговора становилось известно, что казнили невиновного?
– В моей не было. Вообще, в Азербайджане я о таком не слышал. С удобные ошибки или фальсификации дел были. Про Чикатило читал, что там вначале расстреляли невиновного человека. Недавно слыша л по телевизору про электрический стул в США: за столетнюю практику его использования двадцать пять человек было казнено ошибочно.
Нет, лучше отпустить сто виновных, чем осудить невиновного.
– Может приговоренный к смертной казни попасть под амнистию?
– Нет, у нас система другая.
– В литературных произведениях и кинофильмах перед приведением приговора в исполнение осужденному дают возможность встретиться с муллой или священником, которые наставляют его, отпускает ем у грехи. Это практиковалось?
– Ну что вы. Люди в те времена, когда свадьбу справляли или поминки, боялись муллу позвать, из партии могли исключить.
А насчет литературы… В той же статье в “Аргументах и фактах” писали: “Теряют рассудок и палачи. Психиатры утверждают, что редкий человек может остаться в своем уме после четвертого по счету убийства. Так что исполнителя приговора тоже ждет жестокое наказание”.
А вот у меня тридцать пять было.
– Пишут еще, что тем, кто должен привести приговор в исполнение, не разрешается общаться со смертниками, чтобы у них не проснулись по отношению к ним какие-то дружеские чувства. Это так?
– Нет, я общался, но как положено. Следил за тем, в каких условиях содержатся. Заключенный мог сказать, что у него болит, я должен был вызвать врача, он же человек. Но другого общения не было, в кабинет я его не приглашал чай пить.