О шахментах



Вот вы говорите: милиция, милиция… Да вы просто хорошей милиции не видели!

И, уж точно, в наш шахматный клуб МВД не заглядывали!

Вот возьмите, например, нашего майора Свисткова, мастера спорта. Он ведь трижды спасал!... честь города в межобластных соревнованиях. Милейшей
души человек. Когда пешку до последней линии доводит, никогда ее в ферзя не превращает. Так и оставляет пешкой. Потому что очень добрый, и силой
пользоваться не привык.

А подполковник Ребров! Ферзя всегда только на одну клеточку двигает, не дальше. Причем очень осторожно. А когда шах объявляет, всегда долго-долго
извиняется. Ни по чем не скажешь, что он накануне трех опаснейших преступников убил дубинкой. В родном своем отделении.
Еще полковник Ребров - большой охотник до музицирования. И слоников шахматных у себя на пианино выставил. "Правда, - говорит, - за день так
кулаками намахаешься, что руки вечером только на шансон способны". А шансон - разве не музыка? Наша любимая музыка!

А майор Палкин! Когда в шахматы играет, на кнопку часов никогда не нажимает. Вот в его личное время партия всё и идет. Потому что тоже добрый он,
Палкин. И ведь даже не подумаешь, что в это воскресенье он разогнал банду опасных преступников, пытавшихся собраться на митинг у мэрии.
Я ему говорю как-то: "Палкин, добрый ты! Я бы на твоем месте ладью-то чужую побил". А он возьмет ту ладью, прижмется к ней щекой и отвечает: "Да
как же я могу побить фигуру, сделанную из русской березоньки, фигуру с таким красивым русским названием "ладья"? Я лучше ее на доске оставлю, а
побью завтра на работе какого-нибудь негодяя! Накоплю в шахматном клубе побольше злости, побольше агрессии, а спуску им здесь не дам, на хулиганов
всё выплесну".

А вот полковник Печенкин перед тем, как ход сделать, обязательно бархоточкой клетку, на которую фигуру ставить собирается, протрет. И у соперника
всегда поинтересуется: "Куда вы фигуру свою ставить собираетесь?" И тоже эту клетку бархоточкой протрет. Любовь к клеткам у него колоссальная. И
не скажешь, что буквально сегодня полковник участвовал в захвате завода, который какие-то проходимцы-рабочие объявили своей собственностью.

Товарищ Сталин и йогурт



Шёл суровый 39 год. Точнее суровый 24 день сурового января сурового одна тысяча тридцать девятого года. Англия и Франция во всю развлекались,
разбазаривая немецкому гауляйтеру Шикльгруберу чешские территории, Америка по кирпичику выкладывала фундамент финансового кризиса 2008 года.
Германия училась маршировать и жечь книжки.
И лишь в СССР было не весело. Было, прямо скажем, скучно. Шла полным ходом индустриализация. Колхозы уже были созданы. Врагов народа гонять
надоело. Короче, заняться было решительно нечем.
Товарищ Сталин ходил по своему подземному бункеру, расположенному на глубине двухсот пятидесяти километров под землёй, и думал чем бы заняться.
- А не съёсть ли мне йогурт?
Подумал товарищ Сталин. Затем он вызвал Кагановича и спросил товарища по партии.
- Скажи, Лазарь, ты вроде мужик ушлый, многое знаешь, а не съесть ли мне йогурт?
- Слово то какое чудное «йогурт». Первый раз слышу.
Честно признался Каганович.
- Может ну его на фиг, товарищ Сталин, съешьте лучше борща. Или бутерброд с яйцом и салом.
- Нет.
Грустно сказал товарищ Сталин.
- Борщ я вчера ел. Хочу йогурт.

- Тогда давайте позовём Королёва. Он ракету изобретает, мужик умный, головастый, может он знает?
Предложил на всякий случай Каганович.
- Давай позовём.
Согласился товарищ Сталин и добавил.
- Королёва позови, и всех кого встретишь в кремлёвском буфете. Вчера у Ворошилова днюха была, стопудово опохмеляются. Всех ко мне, сюда в
конференц-зал. Срочное секретное совещание будет.
Через пять минут Королёв и все, кого удалось поймать в кремлёвском буфете стояли в кабинете товарища Сталина.
- Присаживайтесь.
Пошутил товарищ Сталин.
- Спасибо, товарищ Сталин.
Пошутили в ответ все присутствующие. Товарищ Сталин обвёл их добрым отеческим взглядом с прищуром и вздохнул. Калинин упал в обморок, остальные
улыбались и разглядывали огромную карту СССР, выложенную на полу из человеческих черепов специально обученными этому делу узниками ГУЛАГа.
Калинину дали понюхать нашатыря, после чего товарищ Сталин сказал.

Романия маре



Утром в деревню Гугуцэ вошли танки. Ну не то, что бы танки. Танк. Один. Серое сооружение в оспинах, с белым крестом на башне, из которой торчало
нечто худосочное.

- Немцы! – ахнул Думитру владелец единственного в селении ларька и бросился продавать дело Дорелу Мутяну, давно положившему глаз на доходный
бизнес. Гугуцэ, непонимающе глянув вслед мелькающему пятками земляку, вернулся к рассматриванию лязгающей гусеницами железяки. Испустив из зада
клуб черного дыма, та лихо подъехала к небольшой площади в центре деревни.

- Сакра дио – воскликнула баба Родика несшая помои из школьной столовой. – Алеманы!

И затрусила по дороге, из ведер ее на волю вырывалась жижа, украшая темными разводами желтую пыль. В ближайших домах за остановившейся машиной и
забегом бабки наблюдали многочисленные глаза. Быстрее всех подсуетился Бротяну двоюродный дядя Гугуцэ, он появился на улице перевязанный белым
полотенцем, приданным своей старшей дочери. В руках храбрый молдаванин держал кувшин с вином.

Люк в башне со скрипом откинулся и закачался на пружинах. Из железного чрева выползла долговязая фигура в коричневой потрепанной форме, на голове
ее гнездилась заляпанная голубой краской монтажка.

- Романия маре! – хрипло воскликнула фигура и вздернула сжатый, вымазанный черным кулак.
- Чего? – не понял Гугуцэ.
- Великая Румыния, – перевел Бротяну, семенивший мимо с хлюпающим красным кувшином.
- Ай- ле, ай-ле – загомонила собирающаяся толпа. Из танка показались еще двое и в селе Гугуцэ начались большие перемены.