2027
5
Я помню этот день как сейчас, хотя с той поры минуло уже более четверти века. На школьной переменке, кажется, в перерыве между алгеброй и биологией, ко мне подбежал одноклассник Димка, и, отдышавшись, спросил:
— А ты знаешь, что Пашка Длинный себе из магнитофона компьютер сделал?
— А ты знаешь, что Пашка Длинный себе из магнитофона компьютер сделал?
Пашка учился в параллельном классе, был не по годам высоким и сутулым заучкой-отличником из приличной еврейской семьи, что нас, наверное, должно было отчасти роднить. Однако вместе с тем он обладал крайне нелюдимым и замкнутым характером, что само по себе препятствовало общению. Высказанная Димкой новость показалась мне весьма любопытной: хотя я совершенно не разбирался в электронике, но даже моих скромных познаний было достаточно для понимания простой истины: магнитофон и компьютер — два совершенно разных устройства, и соорудить одно из другого практически невозможно. Поэтому, терзаемый любопытством, я отправился за разъяснениями непосредственно к самому Паше.
— Подходи после седьмого, — в своей лаконичной манере ответил тот, и, подхватив замызганный школьный рюкзак, скрылся в таинственном полумраке кабинета физики.
После седьмого урока, согласно договоренности, я отыскал Пашку в гардеробе. Тот жестом пригласил меня следовать за собой: миновав несколько переулков и поднявшись по гулкой, пахнущей кошками и кислыми щами лестнице, мы оказались в его квартире. Здесь, в небольшом чулане Пашка организовал свое логово: на приколоченных к стенам грубых деревянных полках валялись в совершеннейшем беспорядке какие-то платы, кнопки, конденсаторы и паяльники, отовсюду свисали провода, пахло застарелым табаком и канифолью. На прожженном и заляпанном чем-то столике, сооруженном из старой школьной парты, покоился небольшой цветной телевизор «Электроника», рядом стоял монофонический магнитофон «Соната» и какая-то уродливая конструкция, представлявшая собой самодельный, не слишком аккуратно выгнутый из жести прямоугольный корпус, увенчанный черной компактной клавиатурой. К корпусу тянулись провода от большого блока питания. Павлик щелкнул тумблером, экран телевизора засветился, и на нем появилась скромная надпись: «(С) 1982 Sinclair Research Inc». Затем Паша извлек откуда-то из-под груды распечаток магнитофонную кассету, с щелчком воткнул ее в «Сонату», и та, издав протяжный писк, залилась какофонической трелью, а по экрану телевизора побежали разноцветные полоски.
— Что это? — С удивлением спросил я.
После седьмого урока, согласно договоренности, я отыскал Пашку в гардеробе. Тот жестом пригласил меня следовать за собой: миновав несколько переулков и поднявшись по гулкой, пахнущей кошками и кислыми щами лестнице, мы оказались в его квартире. Здесь, в небольшом чулане Пашка организовал свое логово: на приколоченных к стенам грубых деревянных полках валялись в совершеннейшем беспорядке какие-то платы, кнопки, конденсаторы и паяльники, отовсюду свисали провода, пахло застарелым табаком и канифолью. На прожженном и заляпанном чем-то столике, сооруженном из старой школьной парты, покоился небольшой цветной телевизор «Электроника», рядом стоял монофонический магнитофон «Соната» и какая-то уродливая конструкция, представлявшая собой самодельный, не слишком аккуратно выгнутый из жести прямоугольный корпус, увенчанный черной компактной клавиатурой. К корпусу тянулись провода от большого блока питания. Павлик щелкнул тумблером, экран телевизора засветился, и на нем появилась скромная надпись: «(С) 1982 Sinclair Research Inc». Затем Паша извлек откуда-то из-под груды распечаток магнитофонную кассету, с щелчком воткнул ее в «Сонату», и та, издав протяжный писк, залилась какофонической трелью, а по экрану телевизора побежали разноцветные полоски.
— Что это? — С удивлением спросил я.
×
— «Спектрум», — скромно ответил Павел, — компьютер такой. Сам собрал. Процессор «Зилог Z80», 48 килобайт оперативки. Программы читаются с кассеты. Хочешь в какую-нибудь игрушку поиграть?
— Конечно хочу! — Радостно воскликнул я. Тогда, в конце 80-х, компьютеры имелись только на государственных предприятиях и в крутых вычислительных центрах, где обитали недосягаемые и важные «операторы ПЭВМ» в белоснежных, как у участкового терапевта, халатах. У нас в школе тоже был компьютерный класс, оборудованный несколькими советскими ПК «Микроша», ни один из которых, впрочем, не работал, поэтому информатику нам не преподавали вовсе. Ну, а держать дома собственный — личный! — компьютер казалось какой-то научной фантастикой. Это было все равно… Ну, например, все равно, что иметь свой собственный самолет, или ездить в отпуск раз в год за границу. То есть, почти невозможно.
Так я впервые познакомился с компьютером ZX Spectrum, и, естественно, страстно возжелал заполучить себе такой же. Главная проблема заключалась, пожалуй, в том, что стоило такое устройство около 200 советских рублей при средней зарплате инженера порядка 180. Таких денег в нашей семье не водилось. Можно было сэкономить около половины цены, собрав комп из печатной платы и микросхем самостоятельно, для чего следовало купить все необходимое с рук на радиорынке. Поначалу я даже загорелся этой идеей, но быстро остыл, трезво прикинув свои нулевые способности к пайке радиодеталей и микросхем. И тут меня осенило.
— Конечно хочу! — Радостно воскликнул я. Тогда, в конце 80-х, компьютеры имелись только на государственных предприятиях и в крутых вычислительных центрах, где обитали недосягаемые и важные «операторы ПЭВМ» в белоснежных, как у участкового терапевта, халатах. У нас в школе тоже был компьютерный класс, оборудованный несколькими советскими ПК «Микроша», ни один из которых, впрочем, не работал, поэтому информатику нам не преподавали вовсе. Ну, а держать дома собственный — личный! — компьютер казалось какой-то научной фантастикой. Это было все равно… Ну, например, все равно, что иметь свой собственный самолет, или ездить в отпуск раз в год за границу. То есть, почти невозможно.
Так я впервые познакомился с компьютером ZX Spectrum, и, естественно, страстно возжелал заполучить себе такой же. Главная проблема заключалась, пожалуй, в том, что стоило такое устройство около 200 советских рублей при средней зарплате инженера порядка 180. Таких денег в нашей семье не водилось. Можно было сэкономить около половины цены, собрав комп из печатной платы и микросхем самостоятельно, для чего следовало купить все необходимое с рук на радиорынке. Поначалу я даже загорелся этой идеей, но быстро остыл, трезво прикинув свои нулевые способности к пайке радиодеталей и микросхем. И тут меня осенило.
Игры!
В те замечательные времена наиболее распространенным типом аудиокассет в союзе были паршивенькие шестидесятиминутные МК-60, свободно продававшиеся в магазинах бытовой техники. Пленка, используемая в этих кассетах, быстро светлела, высыхала и начинала рваться при воспроизведении. У спекулянтов можно было достать более качественные импортные 90-минутные «TDK» и «Maxell» за чуть-чуть немножко другие деньги, однако к фарцовщикам тоже нужен был свой подход. К счастью, у меня имелся работавший в «Аэрофлоте» дядя, который мог время от времени поставлять мне импортные аудиокассеты целыми блоками по сходной цене. У одноклассника, отец которого плавал на рыболовном траулере за границу, имелась в распоряжении невиданная по советским временам роскошь — настоящий японский двухкассетник. За небольшую мзду он разрешил мне переписывать на нем кассеты с играми, пока мама сидит на работе и этого безобразия не видит — если бы она узнала, что ее драгоценный магнитофон нещадно эксплуатируется для копирования кассет с компьютерными играми в промышленных масштабах, лавочка очень быстро накрылась бы медным тазом. В целях оптимизации производства я пытался даже копировать кассеты в режиме ускоренной перезаписи, однако быстро выяснилось, что записанные таким образом игры компьютер почему-то не читает. Приходилось выжидать томительные 45 минут, в течение которых высококачественная японская техника закатает одну сторону кассеты, чтобы синхронно перевернуть содержимое в обеих деках. Этикетки печатались на трескучем матричном принтере «Роботрон», отыскавшемся на работе у тети Люды. Чтобы нафигачить сразу несколько экземпляров за один проход, этикетки я печатал через копирку. Бизнес с фотографиями к тому времени мне уже порядком надоел, во-первых, в силу растрескавшейся, постоянно воспаленной и зудящей от реактивов кожи, а во-вторых, из-за непрекращающихся скандалов с бабушкой по поводу вечно занятой ванной, где я оборудовал лабораторию. Поэтому, как только на горизонте замаячил высокотехнологичный и экологически чистый бизнес на компьютерных играх, с фотографиями я мгновенно завязал без малейшего сожаления.
В те замечательные времена наиболее распространенным типом аудиокассет в союзе были паршивенькие шестидесятиминутные МК-60, свободно продававшиеся в магазинах бытовой техники. Пленка, используемая в этих кассетах, быстро светлела, высыхала и начинала рваться при воспроизведении. У спекулянтов можно было достать более качественные импортные 90-минутные «TDK» и «Maxell» за чуть-чуть немножко другие деньги, однако к фарцовщикам тоже нужен был свой подход. К счастью, у меня имелся работавший в «Аэрофлоте» дядя, который мог время от времени поставлять мне импортные аудиокассеты целыми блоками по сходной цене. У одноклассника, отец которого плавал на рыболовном траулере за границу, имелась в распоряжении невиданная по советским временам роскошь — настоящий японский двухкассетник. За небольшую мзду он разрешил мне переписывать на нем кассеты с играми, пока мама сидит на работе и этого безобразия не видит — если бы она узнала, что ее драгоценный магнитофон нещадно эксплуатируется для копирования кассет с компьютерными играми в промышленных масштабах, лавочка очень быстро накрылась бы медным тазом. В целях оптимизации производства я пытался даже копировать кассеты в режиме ускоренной перезаписи, однако быстро выяснилось, что записанные таким образом игры компьютер почему-то не читает. Приходилось выжидать томительные 45 минут, в течение которых высококачественная японская техника закатает одну сторону кассеты, чтобы синхронно перевернуть содержимое в обеих деках. Этикетки печатались на трескучем матричном принтере «Роботрон», отыскавшемся на работе у тети Люды. Чтобы нафигачить сразу несколько экземпляров за один проход, этикетки я печатал через копирку. Бизнес с фотографиями к тому времени мне уже порядком надоел, во-первых, в силу растрескавшейся, постоянно воспаленной и зудящей от реактивов кожи, а во-вторых, из-за непрекращающихся скандалов с бабушкой по поводу вечно занятой ванной, где я оборудовал лабораторию. Поэтому, как только на горизонте замаячил высокотехнологичный и экологически чистый бизнес на компьютерных играх, с фотографиями я мгновенно завязал без малейшего сожаления.
Кассеты реализовывались на радиорынке с народным названием «Туча», стихийно собиравшемся по выходным в скверике за станцией метро «Автово». Торговля с таким графиком была для меня очень выгодна и удобна: всю неделю я учился в школе, после уроков выполняя все необходимые логистические операции: закупку и запись чистых кассет, поиск новых игр и возможностей напечатать «вкладыши» (на тетю Люду из-за моих частых визитов начальство вскоре стало смотреть косо), а по воскресеньям я отправлялся на «Тучу», чтобы распродать накопившийся за неделю товар. Коллекция игр понемногу росла, появились постоянные покупатели, люди стали обращаться ко мне, чтобы я накатал им сборник программ на заказ согласно их списку. Помимо продажи кассет я организовал обмен: на моей точке можно было бесплатно поменять кассету с играми, которых у меня еще не было, на любую другую — так я пополнял предлагаемый ассортимент. Менты особо нас не трясли: обо всех рейдах и «внезапных» проверках мы узнавали заранее, и, запаковав вещички, прятались в близлежащих парадных. Случались и факапы: так, однажды на рынке завелся умник — унылый вислоусый дядька лет тридцати пяти, купивший у меня кассету с играми, где-то ее переписавший, а потом устроивший скандал по поводу того, что игры, дескать, плохие, и потому я должен поменять ему кассету бесплатно. После третьей такой замены я прочухал фишку и вежливо послал проныру на хер, отчего тот стал громко верещать и угрожать милицией — даже попытался взять меня за шкирку и куда-то поволочь, однако тут за своего соратника-школьника хором вступились другие рыночные торговцы. В следующее воскресенье я на всякий случай прихватил с собой на рынок свою бессменную силовую поддержку в лице бугая Юрика, за скромное вознаграждение согласившегося набить вислоусому морду, однако тот, видимо, почувствовав угрозу, больше на «Туче» не появлялся. Труднее всего оказалось в красках и образах расписывать потенциальным покупателям сюжет и прелести различных игр: компьютера-то у меня не было, и в большую часть продаваемых мною игрушек я ни то, что ни разу не играл, а вовсе знал их только по названию.
Спустя пару месяцев мамаша моего одноклассника, не вовремя вернувшаяся с работы, все-таки попалила нас в самом разгаре производственного процесса — после непродолжительной истерики я был изгнан прочь и торжественно спущен с лестницы, а мой приятель получил знатных пиздюлей. Кроме того, обезумевшая магнитофоновладелица отобрала у меня четыре свежезаписанные импортные кассеты. Пришлось срочно искать новые каналы для налаживания производства — тут мне весьма кстати удалось договориться со знакомыми отца моего давешнего партнера Лёхи, взрослыми мужиками, записывавшими и продававшими на другой барахолке музыку. За небольшую плату они брали у меня мастер-запись, чистые кассеты, аккуратно составленный список чего и сколько копировать, и к концу недели возвращали уже готовый к продаже, аккуратно упакованный тираж. Вскоре и сам «старший пацан» Лёха, к тому времени уже учившийся в местном техникуме, ради независимости от отца подрядился торговать моими кассетами на «Туче» по субботам, когда я был занят в школе. Так у меня появился первый наёмный продавец, а бизнес начал потихоньку набирать обороты.
В одно пасмурное дождливое воскресение я вновь приехал на «Тучу» с набитым кассетами рюкзаком за спиной. Моросило, было промозгло и сыро, в воздухе стоял по-осеннему терпкий запах прелой листвы. Скверик за метро «Автово» оказался подозрительно пуст. Вокруг — ни души, только чуть в сторонке, зябко закутавшись в плащ, одиноко курил какой-то пожилой седовласый мужик.
— А где все? — Обратился к нему я, поскольку никого иного в радиусе досягаемости все равно не было. Мужик подозрительно покосился на меня, помолчал, а потом неохотно ответил:
— Менты выгнали.
— Надолго? — Уточнил я, уже привычный к периодическим «разгонам» маленького стихийного рынка.
— Навсегда. — Мрачно ответил мужик и глубоко затянулся.
Я замолк, пытаясь переварить услышанное. «Тучи» больше нет? А как же мой только-только поднявшийся на ноги бизнес? Как же вложенные в очередную партию кассет оборотные средства? куда исчезли веселые и добродушные приятели-торговцы, наконец?
— Не ссы, пацан, они на другое место перебрались, там теперь постоянная точка будет, — видимо, прочитав на моей физиономии всю отразившуюся там гамму эмоций, успокоил меня мужик.
— А… где?
— Да в жопе мира, — мрачно отозвался тот и смачно сплюнул себе под ноги. — На пустыре, на Маршала Казакова. Отсюда на трамвае добраться можно. Увидишь сначала линию электропередач, потом большую песчаную гору… Короче, вот там.
Тяжело вздохнув, я поблагодарил незнакомца и впервые отправился искать тот самый загадочный пустырь на Маршала Казакова, где спустя несколько лет родится из небытия знаменитый на весь Северо-Запад радиорынок «Юнона».
Но это уже совсем другая история.
В одно пасмурное дождливое воскресение я вновь приехал на «Тучу» с набитым кассетами рюкзаком за спиной. Моросило, было промозгло и сыро, в воздухе стоял по-осеннему терпкий запах прелой листвы. Скверик за метро «Автово» оказался подозрительно пуст. Вокруг — ни души, только чуть в сторонке, зябко закутавшись в плащ, одиноко курил какой-то пожилой седовласый мужик.
— А где все? — Обратился к нему я, поскольку никого иного в радиусе досягаемости все равно не было. Мужик подозрительно покосился на меня, помолчал, а потом неохотно ответил:
— Менты выгнали.
— Надолго? — Уточнил я, уже привычный к периодическим «разгонам» маленького стихийного рынка.
— Навсегда. — Мрачно ответил мужик и глубоко затянулся.
Я замолк, пытаясь переварить услышанное. «Тучи» больше нет? А как же мой только-только поднявшийся на ноги бизнес? Как же вложенные в очередную партию кассет оборотные средства? куда исчезли веселые и добродушные приятели-торговцы, наконец?
— Не ссы, пацан, они на другое место перебрались, там теперь постоянная точка будет, — видимо, прочитав на моей физиономии всю отразившуюся там гамму эмоций, успокоил меня мужик.
— А… где?
— Да в жопе мира, — мрачно отозвался тот и смачно сплюнул себе под ноги. — На пустыре, на Маршала Казакова. Отсюда на трамвае добраться можно. Увидишь сначала линию электропередач, потом большую песчаную гору… Короче, вот там.
Тяжело вздохнув, я поблагодарил незнакомца и впервые отправился искать тот самый загадочный пустырь на Маршала Казакова, где спустя несколько лет родится из небытия знаменитый на весь Северо-Запад радиорынок «Юнона».
Но это уже совсем другая история.
Источник:
Еще крутые истории!
- Ситуации, в которых люди почувствовали себя неловко из-за собственной невнимательности
- Тайно ходила на работу: женщина в течение 14 лет выдавала себя за покойную сестру
Новости партнёров
реклама
А потом уже копировалось все с неё.
Кстати когда создавал мастер кассету, втихаря отключал даже холодильник в квартире. Любой скачек напряжения мог повредить процесс копирования. Еще джойстик прикрутил второй к своей весте, имитирующий нажатия клавиатуры. И играли вдвоем.
а двадцать лет назад это реально была "жопа мира", до которой от метро на трамвае пол-часа ехать надо было - а кроме трамвая туда никакого транспорта не ходило ...
и выглядело это место мягко говоря стремно - гора земли ( бывшая свалка ), заросшая сорняками метра два высотой, на фоне портовых кранов вдали ...